Юрий Иванович - Жестокое притяжение

А в-пятых, нечто внутри кричало и протестовало против такого вот намечающегося единения плоти. Причем не просто кричало, а угрожало, укоряло и обещало некие кары, как духовные, так и физические.

«Что это со мной? — удивлялся Светозаров самому себе. — Возле меня такая чудесная нимфа, готовая на все и явно питающая ко мне не только банальное чувство благодарности. Я ведь чувствую, что мы сразу понравились друг другу, с первого раза, с первого прикосновения. И есть в ней что-то такое родное, близкое, до боли знакомое… Хм! Может, как раз в этом все и дело? Может, она мне напоминает кого-то? Мою любимую? Да нет вроде таких. Или и того больше: жену? Уф! — Ему стало жарко. — А вдруг я и в самом деле женат? Но разве такое можно забыть? О-о-о-о!.. Сейчас мне станет дурно! Но такого быть не может! Если бы Бонзай меня женил на ком-то, я бы ему такой подлости никогда в жизни не простил и уж не забыл бы точно. И все-таки? Почему меня тогда настолько корячит? Что это?»

Он плотно закрыл глаза и максимально сосредоточился на ускользающей в сознании картинке: ему божественно хорошо, и он вращается в калейдоскопе магической вертушки. Что-то страшное остается позади, и он в фейерверке пылающей суспензии несется к… А вот к чему конкретно вело это мелькание — так и не давалось в руки. Кстати, о руках: в них явственно ощущалось чье-то тело! Причем явно женское!

Сон? Наваждение? Или все-таки отрывок забытых воспоминаний?

Очнулся Дмитрий оттого, что целительница уселась рядом с ним на кровать и заговорила, причем она не столько спрашивала, сколько перечисляла возможные причины душевного недуга:

— Тебя что-то гнетет? Или ты скучаешь по дому? Может, тебя кто-то ждет вдали и ты не в силах ее забыть? Или у тебя есть дети и ты по ним тоскуешь? Твои родители нуждаются в твоей опеке или твои друзья не в силах справиться без тебя с ворохом проблем? Или я тебе не мила?

Если уж и следовало отвечать на вопросы, то начинать с последнего:

— Как раз мила. Я бы даже сказал, слишком мила. Словно я знаю тебя давно и мы очень близки. Но как раз это меня больше всего и настораживает. Опасаюсь, что дома у меня есть любимая, очень похожая на тебя. А может, это и не так, потому что я вспоминаю твое лицо, фигуру, голос и лишний раз убеждаюсь, что ты близка к моему внутреннему, взлелеянному идеалу.

— Близка? Но не идеал?

— Похоже, что идеал. Но мне как-то не по себе. Понимаешь? Что-то вот в этом, данном моменте неправильное. А что именно, никак не могу понять.

Кажется, Майлина сделала правильные выводы:

— Все-таки ты что-то забыл из своего прошлого? А теперь не можешь вспомнить?

Прежде чем ответить, Торговец долго думал:

— Страшно в этом признаться, да и уверенности полной нет, но, кажется, и в самом деле некий последний кусочек моей жизни отсутствует в мозаике следствий и явлений. Дети? Почему-то уверен, что их у меня нет. О родителях знаю давно, что они, скорее всего, погибли. Друзья меня, конечно же, ждут, но чтобы у них там были некие проблемы всемирного масштаба, утверждать не стану. Я пропаду — они все равно выкарабкаются. Скучать по дому я не умею в принципе. Мой дом везде, где мне интересно. А здесь, как ты и сама знаешь, не соскучишься.

— Ну да. — Девушка хмыкнула. — Здесь бы выжить! Куда уж тут скучать.

— Вот и я о том же. А все равно так в душе крутит, так крутит…

Несколько минут целительница молчала, а потом вдруг предложила:

— А может, ты ополоснуться хочешь?

— Мм? Да разве у вас есть нечто такое? — не стал сразу отрицать Светозаров.

— Конечно, здесь не город и ни одной ванны нет. — Она уже вскочила на ноги и убирала подпорку от двери. — Но в любом случае можно устроить помывку! Как я сразу не сообразила.

Последние слова ее слышались из коридора, затихая в отдалении. Выводя себя из некоего оцепенения, Торговец тоже вскочил и первым делом заглянул в щели ставен во двор. Кажется, там царило полное спокойствие. Магические твари и в самом деле больше не стали атаковать, а может, всех удалось уничтожить в одном сражении. На стенах виднелись лишь дозорные да дежурный гульден, все остальные воины спали, наверстывая упущенный сон за несколько последних суток.

Понаблюдал, прислушался к непривычной тишине и поспешил к сундуку. Первым делом поснимал с себя все оружие, проверил его, поставил на предохранители. Затем с некоторыми мучениями стал снимать с себя сюртук. Вот тут и вернулась молодая целительница. В одной руке она несла коробку со светильником, мыльными и банными принадлежностями; во второй — огромный таз, который наверняка прачки использовали для стирок. На плечах висела огромная простыня-полотенце. Не успела она таз поставить на пол, а коробку на стол, как следом за ней вошли две кухарки, которые с каменными лицами поставили на пол по два ведра с холодной водой и почти кипятком. После чего повернулись и без лишнего словечка или косого взгляда вышли. Дверь тут же опять была подперта изнутри, а добровольная мойщица приступила к своим новым обязанностям. Два ведра воды смешала в тазу, заняв его по глубине только на четверть, а затем ураганом крутнулась вокруг замершего на месте чужестранца. И сюртук сняла, словно пушинку, и все остальное. Потом подвела за руку, как маленького ребенка, к тазу и приказала:

— Садись!

Пришлось усесться по-турецки и, зажмурив глаза, затолкав стыд и совесть неизвестно в какие глубины сознания, отдаться удовольствию омовения. Нежные женские ладошки мылили ему голову и тело, массировали сжатые мышцы, нежными касаниями и поглаживаниями расслабляли и полностью снимали внутреннее напряжение. Время от времени взлетал ковшик, выливая на голову приятную порцию парной воды. И на фоне всего этого звучал тихий, нежный голосок, который рассказывал одновременно и ни о чем, и обо всем на свете.

И что самое смешное или странное, за все время омовения тело Дмитрия Светозарова ни разу не пошло на поводу мыслей о плотских утехах. Да и самих этих мыслей практически не было! Так, легкий фон, скорее любопытство или озадаченность:

«Что это со мной творится? Неужели стал импотентом? Или это последствие пережитых трансформаций организма? Странно! Ведь еще совсем недавно я желал эту женщину и когда представлял ее в своих объятиях, во мне все сразу вскипало и вставало. А что сейчас? Чудеса! Но зато какие приятные чудеса!..»

Увы, все хорошее когда-нибудь да кончается. Майлина подняла графа на ноги, накинула простыню, растерла до красноты и зуда кожи и уложила на кровать на чистые простыни. Когда только успела поменять?! Прикрыла одеялом и опять вернулась к месту омовения. Сменила воду в тазу и после этого погасила свет.

Наивная, мылась в полной темноте. Хотя наверняка догадывалась, что лежащий на кровати гульден ее прекрасно видит. Потому что слишком уж чувственные и страшно соблазнительные позы порой принимала. Вот эти позы и вогнали Дмитрия вначале в жар, а потом в то самое состояние, когда все кипит и поднимается. Какие-то подспудные запреты в сознании и бастионы сомнений стали рушиться, как под ударами цунами. Вернулось сильное плотское желание, в голове замелькали удивительно прекрасные картинки предстоящих постельных развлечений. А инстинкт продолжения рода восторжествовал окончательно.