Николай Степанов - Змееносец; Змеиный король; На стыке трех миров

Зря он упомянул трубу, пусть и мысленно. Сразу накинулись воспоминания из далекого детства, заставив парня замереть. Тогда его очень долго вытаскивали из ржавого патрубка, а потом около часа приводили в чувство. Холодный пот смочил растерзанную одежду и саднящие раны.

– Да сколько же можно жить старыми страхами! А ну брысь! Не до вас сейчас. Не видите, я делом занят. Очень важным, – заговорил вслух Андрей.

То ли от его крика, то ли по другой причине, тоннель вздрогнул. Страшный скрежет резанул по ушам, а в следующее мгновение Фетров ощутил, что не может вздохнуть полной грудью.

– Что за… – Он не сразу осознал, что попал в каменные тиски, но, когда почувствовал, что свободными остались лишь руки и частично ноги, началась паника. – Эй, там, вытащите меня отсюда! Почему тоннель…

Минут пять парень кричал, почти не осознавая себя. Ужас, который словно беспощадный хищник мертвой хваткой вцепился в душу, старался скорее покончить с дергавшейся в разные стороны добычей. Страху Фетрову добавляло и то, что он начал задыхаться, но не от недостатка воздуха, а от неимоверной взвинченности. Андрей хватал воздух, как выброшенная на берег рыба: ему казалось, что скала сжимается, все туже и туже охватывая тело. В какой-то момент в самом дальнем уголке сознания возникла затуманенная мыслишка, что ему нужно успокоиться, покончить с паникерством, но ее сразу вытеснили другие. Наступление животного страха на психику продолжалось. И все же каким-то невероятным образом взбудораженный мозг сумел вычленить путь к спасению и даже отыскать способ реализации. Фокусник что было сил дернулся вперед…

Он не знал, сколько времени пролежал без чувств. Затылок обжигала боль, каменные объятия ничуть не ослабли, но желание орать и трепыхаться, как идиот, пропало. Фетров снова мог размышлять.

«Проводник не поможет. Он только и способен что указывать дорогу». Взгляд упал на ключ.

– Руузу, слышишь меня?

– Да. – Дымка отделилась от ключа.

– Сможешь освободить?

– Нет. Здесь от меня проку мало.

– Тогда лети к Гзуру и расскажи, что я застрял. Заодно спроси, вдруг он что присоветует. – Фокусник старался не нервничать: новый приступ паники реально мог его прикончить.

Дух просочился над Андреем сквозь щели между камнями и двинулся к выходу.

– Мне хорошо, – принялся тихо уговаривать сам себя Фетров. – Нахожусь в ситуации, когда собственными силами ничего сделать не могу. Следовательно, должен расслабиться и получить максимум удовольствия. Ведь все могло сложиться куда хуже. Вместо объятий – молот и наковальня, вместо неподвижности – мокрое место… Да, здорово я утешаю, ничего не скажешь. Интересно, шаман сможет отыскать меня в этом подземном лабиринте? Без проводника – вряд ли. Опять же, Гзур говорил, что дальше мне следует идти одному. Наверняка другим путь сюда заказан. Да и мне, по-видимому, тоже. А если выдохнуть весь воздух из легких?

Он попробовал. Попытался сдвинуться с места – безрезультатно. Постучал топором по каменной поверхности – не помогло. Даже песню на всякий случай запел, благо никто не слышит.

– Будь я на месте этой скалы – или убил бы, или прогнал бы такого певца. Мой голос всегда приводил слушателей в трепет, поэтому больше одной строчки петь никогда не позволяли. А тут – почти рай. Целый куплет – и тебе слова дурного никто не сказал. Спою-ка я любимую песню своего деда, когда еще случай представится?

начал выводить фокусник, стараясь подражать голосу Робертино Лоретти.

На этот раз пещера не выдержала издевательств. Где-то вдали раздался страшный грохот, и он неумолимо приближался к горе-исполнителю. Андрей решил не обращать на помехи внимания и лишь усиливал громкость. В финальной строчке куплета каменные тиски неожиданно разошлись в стороны.

Ух ты! Вот что значит – сила искусства! А я не верил.

Он быстро пополз вперед. Вдруг нора изменит свое решение и снова станет сужаться? К счастью, проход начал увеличиваться в диаметре, позволив встать на четвереньки. Вождь сделал короткую остановку. Немного осмотревшись, он заметил трещину в десять сантиметров, пролегавшую сверху и снизу узкого тоннеля – это она разомкнула жесткие объятия бездушного камня.

Рядом с человеком объявился Руузу.

– Шаман нашел способ меня освободить?

– Нет, там другой волшебник, Тич, – сообщил дух.

– Тич?! Он-то как сюда попал?

– Не знаю. Гзур обещал, что возле пелены мутного страха ты меня отпустишь.

– Конечно отпущу!

– Мы пришли.

Фетров неожиданно вывалился из узкой норы и оказался в небольшом прямоугольном помещении, четвертой стеной которого являлась цель его тяжелого путешествия.

– Ты свободен. Только напоследок выполни еще одну небольшую просьбу. Сообщи нашим, что я добрался.

– Будет исполнено.

Все ужасы, коими вязкий туман пытался извести вызволенного из каменного плена человека, казались Фетрову почти смешными. Получив свободу движения, он пребывал в состоянии эйфории, и никакой самый кровавый кошмар был просто не в состоянии ухудшить настроение Андрея. С помощью топора, который обрел способность указывать направление, словно магнитная стрелка компаса, фокусник добрался до двери. В мутной серой мгле место перехода в неведомое сияло ярким желтым светом. В шаге от двери вибрацией напомнил о себе ключ. И только оказавшись внутри помещения, землянин перестал испытывать воздействие коварной дымки.

– Елки-метелки! – воскликнул человек. – Что это такое?!

Он увидел перед собой зависшее прямо в воздухе большое мозаичное панно из разноцветных восьмиугольных пластинок. Что на нем изображено, Фетров, как ни старался, разобрать не смог, только отметил, что картинка была подвижной, она словно дышала. То ее покрывала рябь, то с одного края на другой перекатами пробегали крупные волны, то они расходились из центра кругами…

– И чего, скажите на милость, я здесь должен исправить? Да еще топором!

Парень принялся осматривать все помещение, пытаясь отыскать место приложения имевшегося под рукой инструмента, но ничего не увидел, кроме абсолютно гладких стен, в ремонте явно не нуждающихся. Он обошел мозаику вокруг. С обратной стороны панно также состояло из отдельных пластин.

«Так вот в чем дело!»

На самом краю картинки со своего места сползли три восьмигранника, оголив черное основание, на котором были закреплены. Пластинки наехали одна на другую и искрились при соприкосновении, словно электропровода в поврежденных разъемах. Волны, натыкавшиеся на эти торосы, шли разводами от пораженного места, заставляя подрагивать угол необычного полотна.