Роман Глушков - В когтях багряного зверя

– Во имя всего святого, Моя Радость, – умоляюще добавил я при этом, – постарайся не собачиться с Патрицией хотя бы сегодня, договорились?

Малабонита одарила мня ненавидящим взглядом и крепко выругалась под нос, но иного протеста не выказала. Что ж, вот и славно. Еще ни разу в жизни я не путешествовал по Атлантике в компании сразу двух моих жен – бывшей и настоящей – и понятия не имел, как помочь им ужиться вдвоем на одной палубе. По мне, это была задача, неразрешимая в принципе. И все же я надеялся, что совместный уход Патриции и Долорес за роженицей поможет им если не найти общий язык, так хотя бы стать чуть терпимее друг к другу.

Забежав ненадолго в моторный отсек и поблагодарив Джуру за храбрость и за помощь, я убедился, что он отлично справляется с работой. И попросил его проявить еще немного терпения, поскольку наши злоключения были еще не окончены. Когда Ковчег облетит весть о гибели Нуньеса («О, всемилостивая богиня Авось, да неужто мы и впрямь это сделали?!»), за нами пустится в погоню весь механизированный отряд Аркис-Грандбоула. И нам придется попотеть, отрываясь от него.

Я поднялся на мостик и увидел, как вражеские бронекаты пересекают полным ходом северную границу стройплощадки. Считать их было некогда, но даже по грубым прикидкам нас ожидала гонка как минимум с четырьмя десятками машин. И многие из них могли на равных потягаться с «Гольфстримом» в скорости. Конечно, у нас еще имелся запасной двигатель, но он добавлял истребителю мощности, делая его более проходимым, а не скорости, в которой мы сейчас нуждались гораздо больше.

– Займитесь орудиями, мсье Сенатор! – обратился я к механику, меняя его на шкиперском посту. – Подготовьте с Убби к стрельбе все, что только есть. Нас могут попытаться взять на абордаж, так что будьте готовы к любым сюрпризам.

При бегстве на восток нам предстояло объехать Аркис-Грандбоул с юга. В столице тоже царило смятение, вызванное налетом на Ковчег остатков армии Владычицы Льдов (вряд ли кто-то предложил иное объяснение происходящему). Движение на дорогах прекратилось, караваны замерли на полпути, и люди с тревогой глядели на рухнувший шпиль храма Семи Ангелов. А также – на маневры бронекатов и поднятые ими клубы пыли.

На несущийся прочь от Ковчега «Гольфстрим» показывали пальцами и провожали его недоуменными взорами. В городе еще не знали о гибели Нуньеса, и я не пожелал бы остаться здесь, когда шокирующая весть облетит Великую Чашу. К счастью, ничто нас в ней больше не задерживало. И я, окрыленный этой мыслью, был готов мчаться на восток без сна и отдыха несколько суток кряду… если, конечно, одержимые местью преследователи мне это позволят…

…Они вышли на наш след и сели нам на хвост спустя час после того, как мы вырвались из Ковчега. Аркис-Грандбоул еще виднелся на горизонте, и на его фоне мчащаяся за «Гольфстримом» бронированная армия казалась такой же огромной, как сам город. Все ее тихоходы, разумеется, вскоре отстанут, но даже половина этого воинства будет выглядеть устрашающе. И чем ближе оно будет к нам подбираться, тем нервознее мы станем себя чувствовать.

А еще через час на верхнюю палубу выскочила Малабонита и сообщила всем, что у Владычицы начались схватки и что они, по всем признакам, уже не ложные. В связи с чем акушерки просят меня ехать как можно осторожнее и выбирать для этого прямые, ровные пути. А также – воздержаться от стрельбы, если в ней не будет необходимости. В ответ мы все пожелали королеве Юга благополучно разрешиться от бремени, и Долорес, пообещав, что передаст ей наши слова, возвратилась в трюм.

Я глянул на просвечивающее сквозь пелену туч солнце: да, если бы не мы, где-то в это время королева Юга была бы уже распята на бушприте «Ноя». И мог ли предположить Нуньес, когда приговаривал ее к смерти, что эта эпохальная казнь в итоге сорвется, а сам он не доживет до сегодняшнего полудня?

Увы, к нашему глубокому прискорбию, в это кровавое утро было суждено умереть не только первосвященнику и его клирикам…

Спустя еще два часа, то есть примерно в полдень, не отказавшиеся от погони вражеские бронекаты были еще далеко от нас. Я тщательно соблюдал наказ акушерок, выискивая наиболее гладкие и проходимые участки хамады. Чем нехотя подыгрывал и нашим преследователям. По бездорожью я, врубив форсированную тягу, вскоре ушел бы от них в отрыв и запутал следы. На ровном же маршруте ангелопоклонники неслись во весь опор и мало-помалу сокращали разделяющее нас расстояние.

Я мысленно умолял королеву Юга поторопиться и позволить мне сделать все, чтобы избежать нависшей над нами угрозы. Если роды затянутся, потомок Дарио Тамбурини имеет все шансы появиться на свет под грохот орудий и удары бьющих по обшивке снарядов. Это, конечно, станет весьма красочной деталью в его биографии, правда, при одном условии: если у него вообще появится биография. Сейчас, когда вражеская армия кусала нас за пятки, и судьба ребенка, и наши дальнейшие судьбы висели на волоске, что грозил оборваться в любой момент.

Коммуникатор на истребителе соединял мостик лишь с моторным отсеком и орудийной палубой, поэтому связи с трюмом у меня не было. Посылать же туда за новостями Убби или Гуго я не стал – не хотелось отвлекать акушерок от их и без того нервозной работы. Когда роды завершатся, они сами поднимутся наверх и все нам расскажут. А возможно, даже кое-кого принесут и покажут, ведь мы тоже должны поприветствовать это дитя, решившее явиться в наш мир далеко не в самое удачное для себя время.

Патриция и Долорес покинули трюм и вышли на палубу сразу после полудня. Вышли не одни, а с кричащим свертком, который несла Малабонита. Обе дамы сразу поднялись на мостик, а следом за ними туда же прибежали де Бодье и Сандаварг, бросившие свои пушки ради такого знаменательного события.

Видеть Малабониту с ребенком на руках было крайне непривычно. Впрочем, неси его не она, а Патриция, я сказал бы абсолютно то же самое. Странная у меня привычка – сближаться с женщинами, которых никак нельзя было представить в роли заботливых матерей и домохозяек… Вот и сейчас вместо радости на лице Моей Радости было написано полное замешательство. А также желание всучить орущего младенца кому-нибудь другому, да только никто не спешил избавить ее от этой ноши.

Лицо старшей акушерки выражало одновременно и усталость, и удовольствие от хорошо проделанной работы. А также нечто еще, что я принял поначалу за тревогу насчет нашего будущего, не говоря о будущем этого ребенка…

В последнем своем предположении я ошибся. На самом деле тревожная тень на лице Патриции объяснялась иначе…

– Поздравляю – у нас мальчик, – скупо улыбнувшись одними краешками губ, известила она меня, Убби и Гуго. – Вроде бы вполне нормальный и здоровенький. В общем, скажу так – если доживет до завтра-послезавтра, то, скорее всего, жить будет. А вот его мать, к сожалению, нет…