Роман Глушков - В когтях багряного зверя

Мне стоило больших трудов удержать раскольников от нового кровопролития и убедить старосту в том, что потерявшие вожака северяне сполна получили по заслугам. На наше счастье, вскоре наступила ночь, а в темноте доселе мирным труженикам было за матерыми вояками не угнаться. Продолжая громко возмущаться и упрекать нас в излишнем милосердии к врагу, хозяева все-таки вернулись в крепость, где занялись более нужной и полезной работой. А мы смогли наконец-то перевести дух. Что ни говори, а отказ Шишки от мести стал для нас лучшей наградой. И она была ценнее всех благодарных слов, какие уже сказали и наверняка еще скажут нам раскольники.

После полуночи разразилась гроза, и я, Малабонита и Гуго не сомкнули глаз до рассвета. Клятвы клятвами, но идеальной ночи для захвата «Гольфстрима» скорбящими собратьями Кирка было не придумать. Тем более что израненный Убби не мог драться в полную силу, а до раскольников из-за грома и ливня было не докричаться. Однако все обошлось. Северяне не использовали свой шанс поквитаться за смерть домара и разжиться новым бронекатом, и к утру на размытой хамаде не осталось даже их следов.

Впрочем, кое в чем дождь оказался нам полезен. Стекающие в ров ручьи вымыли из песка обе пушки и ядра, что слетели с палубы буксира, когда он кувыркался по склону. Бросать такое оружие было нельзя, тем более что хозяева на него не претендовали; подобно столичным единоверцам, они считали пушки и порох порождениями Багряного Зверя и не желали даже прикасаться к ним. Зато от прочего оставшегося там добра, какое не унесли с собой северяне, раскольники не отказались. И с рассветом уже вовсю потрошили утробу буксира, попутно разрезая на части и его.

Погрузив трофеи на истребитель и забрав из буксирного трюма остатки неразмокшего пороха, мы собрались было отправиться обратно в столицу, а пленника допросить где-нибудь на полпути туда. Но, взглянув на крепость и копошащихся повсюду раскольников, я передумал и решил извлечь из нашего пребывания здесь кое-какую выгоду.

Выпустив мало-мальски оклемавшегося и начавшего возмущаться Октавия из трюма, я попросил его подняться на мостик. За тем, чтобы рассказать ему о том незавидном положении, в какое он угодил. И не только рассказать, но и показать. С мостика открывался отличный вид на побитые ядрами крепостные стены и выбитые ворота. Жаль, для полноты картины не хватало вчерашних трупов – их к этому часу уже убрали. Хотя и так было понятно, с каким удовольствием Шишка выместил бы свою злобу на первосвященнике Нуньесе. Или, на худой конец, на ком-нибудь из его приближенных. Например, иерархе Октавии.

– Понятия не имею, кто вы такой и что о себе возомнили! Да будет вам известно, что я – полномочный представитель!.. – вознегодовал иерарх, и не подумав садиться на предложенный ему вместо стула ящик. Однако пощечина, какую я ему залепил, вынудила его заткнуться, попятиться и все-таки плюхнуться задницей на подготовленное для него сидячее место.

– Да как вы смеете!.. – задохнулся он от гнева и попытался схватиться за ушибленную щеку сломанной рукой. После чего жалобно запричитал, вмиг забыв про щеку и взявшись баюкать перебинтованное и зажатое в шине предплечье: – Ай-ай-ай, да что же это творится! Да как же так! Да разве же это мыслимо!..

Я посмотрел в рубку на рассевшегося в шкиперском кресле Сандаварга. Он менял на ранах повязки, и ему было слышно все, о чем я толкую с пленником. Перехватив мой взгляд, Убби отвлекся от работы, молча кивнул и показал мне большой палец: дескать, молодец, одобряю, продолжай в том же духе…

Я мысленно усмехнулся. Похоже, работа помощником дознавателя у северянина кое-чему меня научила. Забавно: я, перевозчик, столько лет оттачивал умение вести деловые переговоры, но, заключая сделки, все равно ощущал себя не в своей тарелке. И вот теперь, когда мне потребовалось забыть о дипломатии и просто грубо надавить на собеседника, я вдруг почувствовал уверенность в своих силах. И откуда она во мне взялась? Неужели я ошибся с выбором жизненного пути и всю жизнь занимался не своим ремеслом?

– Заткнись и слушай меня внимательно! – приказал я Октавию, вновь замахнувшись, но на сей раз не ударив его. Он вжал голову в плечи и, примолкнув, уставился на меня взглядом, в котором, кроме ненависти, читалась прямо-таки детская обида. – Твои игры в войну закончились! Пришла пора расплачиваться!.. Ты меня не узнаешь?

Он прищурился и, испуганно заморгав, всмотрелся в мое лицо.

– Что-то не припоминаю, – отозвался иерарх чуть погодя. – Хотя позвольте-ка!.. Нет, не думаю. Вряд ли мы с вами прежде встречались.

– Ну тогда, возможно, ты встречался вот с этим знаменитым человеком, – продолжал я и махнул рукой изучающему трофейные пушки де Бодье, приглашая его присоединиться к беседе. Сенатор еще вчера признался, что не помнит, участвовал год назад Октавий в его допросе или нет. В те дни Гуго был слишком подавлен и напуган, чтобы запомнить лица дознавателей, через чьи кабинеты он прошел. Чего нельзя сказать о самих дознавателях – они-то точно не забыли ангелоотступника де Бодье. Особенно после того, как он совершил дерзкий побег прямо с эшафота.

И действительно, второй мой вопрос Октавию угодил не в бровь, а в глаз.

– Святые Ангелы-заступники! – залепетал он, вылупившись на приближающегося Гуго. – Этого не может быть! Да ведь это же… это же сам!..

От волнения пленник задышал так часто, что, казалось, его сердце вот-вот выскочит из груди.

– О, мсье, я весьма польщен, что оставил о себе в синоде добрую память, – съязвил Сенатор, включаясь в игру. – А моя память, увы, стала с годами совсем дырявой. Вот гляжу на вас и никак не могу вспомнить, вы это или не вы приказали морить меня голодом, чтобы я поскорее покаялся в вероотступничестве?

– Кто угодно, только не я! – Октавий энергично замотал головой. – Подобные вопросы находятся не в моей компетенции.

– А какие вопросы тебе поручено решать в синоде? – осведомился я у пленника, мечущего испуганные взгляды то на меня, то на Гуго и гадающего, кого из нас ему нужно бояться больше.

– Ну э-э-э… всякие разные… – замямлил он. – В основном мелкие. По хозяйственной части. Да их так много, что все не перечислишь.

– Ты называешь мелким вопросом уничтожение Корабельной Рощи? – Я состроил грозную мину и хрустнул пальцами, намекая на то, что не прочь залепить иерарху еще одну пощечину.

– Нет, разумеется… То есть да, вопрос, конечно, серьезный, но я… я… – Октавий вконец сник. – Я э-э-э… Нет, вы не подумайте обо мне плохого! Я прибыл сюда лишь за тем, чтобы провести мирные переговоры с господином Шишкой. А если они сорвутся и война все-таки случится – оценить после боя техническое состояние здешних кораблей и составить об этом письменный отчет Его ангелоподобию. Вот и все! Метатрон свидетель! Клянусь вам в этом Септетом и своими четырьмя детьми!.. Что вы намерены со мной делать? Вы меня убьете? Но я же совершенно ни в чем не виноват!