Евгений Шалашов - Слово наемника

— Господа, близится время обеда, — сказал судья. — Посему я объявляю перерыв в нашем заседании. Мы продолжим завтра, с утра.

— Господин судья, а стоит ли тянуть? — подал голос купец Фандорн. — У всех нас еще много дел. Мне завтра нужно отправляться в Мангазею, а это довольно далеко. Думаю, что у почтенных бюргеров забот не меньше. Я считаю, что после обеда мы можем вернуться к рассмотрению дела Артакса и вынести вердикт. Мне, например, уже все ясно.

— А не проще ли меня сразу повесить? — поинтересовался я. — К чему разыгрывать весь этот балаган?

— Подсудимый, я делаю вам второе замечание! — строго сказал судья. — Вы уже не в первый раз оскорбляете суд! Мы сами знаем, что и когда нужно делать.

Судья Циммель перевел взгляд на главного обвинителя, и тот слегка прикрыл веки.

— Хорошо, господа. Заседание городского суда будет продолжено через два часа. Стража, уведите преступника в камеру.

— Минуточку, господин судья, — вмешался вдруг старшина стеклодувов. — По правилам, во время заседания суда преступник должен стоять в колодках на городской площади! Жители города Ульбурга должны видеть злодея, убившего их соотечественницу!

Циммель задумался на краткий миг, сморщил лоб, но скоро его чело озарилось улыбкой:

— Думаю, мы не станем нарушать правила! Стража — отведите преступника на площадь и закуйте его в колодки.

— Господин Циммель, колодки заняты, — напомнил судье какой-то стражник.

— Заняты? Ах, там снова эта болтливая Хельга. Ну раскуйте ее и отправьте домой. Перенесем ее наказание на завтра. Ну на послезавтра. Касательно Артакса… Я отдавал распоряжение насчет сыра и хлеба — накормите его.

— Кормить преступника за счет городской казны? — возмутился Заркаль.

— Эти деньги входят в оплату сегодняшнего заседания, — успокоил рачительного стекольщика Лабстерман. — Мы все равно закупаем бумагу и чернила, оплачиваем услуги секретаря. Все должно быть по законам города Ульбурга!

Я уж решил, что меня будут кормить в колодках, словно хищного зверя, посаженного в клетку. А что? Выглядело бы неплохо: латник нанизывает на острие алебарды кусок сыра вперемежку с хлебом и подает мне, а я жадно обрываю с лезвия еду! На таком зрелище город мог бы и заработать! Дескать — а кто отважится накормить с рук преступника?

Но накормили меня прямо в зале. Цепи между «браслетами» были достаточно длинными, а не то я походил бы на крысу, держащую в лапах хлеб…

Под конвоем городских стражников меня вывели на площадь. Из колодок как раз освобождали болтливую Хельгу. Ха… А я ее помню! Та самая, жена Михеля. Она уже сиживала в колодках. Вроде бы за драку в церкви. Увидев меня, бюргерша потерла шею и затараторила:

— Ну наконец-то и мужчины узнают, каково честной женщине в колодках сидеть, когда руки-ноги болят! И-ишь, еще и в цепях… Посиди-посиди, не одной мне маяться.

— Иди отсюда, «честная женщина»! — подтолкнул ее один из стражников. — Не надо было мужа бить посреди улицы, не посадили бы!

— А чего ты меня гонишь-то? — подбоченилась Хельга. — Где хочу, там и стою. И мужа я не била, он сам упал, дурак пьяный.

— Домой, говорю, иди, — повторил стражник.

— А чего я дома-то не видела? Михеля своего, дурачка пьяного? Он раньше-то, пока Барри был жив, хоть на охоту вместе с ним ходил — все польза, а теперь только пьет да спит! Эх, поймать бы мне господина Артакса, что Барри-охотника убил, я бы ему показала!

— Вон он, смотри, — усмехнулся стражник, показывая на меня.

— Чё ты врешь-то? Господин комендант был — о-го-го, весь из себя такой важный и лысый, а тут какой-то нищий с седой бородой! — засмеялась женщина. Потом, вглядевшись в меня, опешила: — А ить вправду комендант! А ты чего такой волосатый-то? Михель-охотник, когда в лес надолго уходил, такой же приходил. А вшей у него было — страсть, как много! Вши-то, верно, в лесу живут.

— Иди, фрау Хельга, домой, — посоветовал и я. — Уступи место.

— Нет, подожди-ка, подожди! — налилась багровой краской фрау. — Ты что, паразит, сделал? Я тебе про ход подземный сказала, а ты Барри убил, который по нему всякие разные товары хотел таскать. Был бы он жив, так и Михелю бы дельце нашлось. Жили бы не хуже других!

— Болтаешь ты много. Держала бы язык за зубами, был бы твой Барри жив, — рассудительно ответил я, осматривая место «стоянки». Интересно, а почему тут площадь не выложена булыжником? Камней, что ли, мало в городе? А тут камушки какие-то валяются. Почему-то раньше я на это внимания не обращал…

— Не, ты скажи, зачем Барри убил?

— А какое твое собачье дело? И вообще, пошла прочь, кляча старая! — прикрикнул я. — Не то я сейчас тебе тут космы твои немытые выдеру!

— Ах ты… — зашлась в приступе гнева жена Михеля. — Это я-то кляча старая?! Космы немытые?! Да я тебе сейчас…

Фрау кинулась на меня, вцепилась в волосы. Не удержавшись, я упал, увлекая за собой фрау. Мы покатились по мостовой, считая ребрами булыжники. Стражники кинулись нас разнимать, но с трудом сумели отодрать разъяренную фурию от меня. Я же, пытаясь встать, споткнулся, растянулся во весь рост и вылетел за край мостовой, проехав носом по мелким камушкам.

Двое стражников с трудом удерживали разъяренную Хельгу, а трое спешно поднимали меня на ноги.

— Сейчас, ребята, дайте отдышаться, — попросил я, попытавшись, насколько позволяли кандалы, вытереть лицо и расстегнуть воротник. Кое-как получилось.

— Вы, господин Артакс, поосторожнее, Хельга — баба с норовом, а вы… — укорил меня один из стражей, поднимая верхнюю часть колодок. — Вот так вот, господин Артакс, руки сюда… Ага… И голову тоже…

— Вот подожди, я тебе все равно глаза выцарапаю! — пообещала фрау.

— Да ладно, не сердись, — примирительно сказал я. — Ты поругалась, я погорячился. С кем не бывает. Видишь, я уже в колодках сижу. А на мне ведь еще и цепи.

— Повесить тебя надо! — не унималась тетка. — Вон, новую юбку порвала. Ах ты сволочь… Я эту юбку и года не проносила, а вот штопай теперь!

— Да не переживай ты так, — хохотнул один из стражников. — Его завтра с утра и повесят.

— Что, завтра? Что, с утра? Повесят? — переспросила фрау. — Точно повесят?

— Повесят, — пообещал стражник, закручивая болты, скрепляющие колодки.

— Ой ты, да иди ты! У нас ведь уже давно никого не весили! Ох, надобно соседям сказать! Они-то еще и не знают! А ну-ка…

Раскидав стражников, фрау Хельга вскочила. Забыв о рваной юбке и сбившемся чепце, из-под которого торчал ночной чепчик, [7] Примерно то же самое, если бы у современной женщины из-под одежды торчали трусики. Хотя, сегодня этим никого не удивишь. тетка вприпрыжку куда-то побежала. Видимо, спешила первой донести новость до соседей.

Что можно сказать о стоянии в колодках? Не скажу что больно, но муторно. Шею давит, руки затекают, а их еще и цепи оттягивают.