Евгений Шалашов - Слово наемника

— Разумеется, все так и было, — кивнул обвинитель. — Только вы не добавили, что перед тем, как уйти, вы убили несчастную женщину. Эдди, ты был оруженосцем Артакса и его адъютантом, верно?

— Да, господин бургомистр, — закивал Эдди.

— Ты узнаешь этот кинжал?

— Это кинжал господина Артакса, — кивнул Эдди. — Я его хорошо знаю. Ну раньше он не был так изукрашен, но всё равно — узнать можно.

Еще бы он его не узнал! Этот кинжал я засунул в тюк с доспехами, которые и тащил маленький ублюдок. Как и прочее оружие, кинжал был облеплен стекляшками, и я собирался его почистить…

— Этот кинжал извлекли из глазницы фрау Артакс! — торжественно заявил обвинитель, демонстрируя всем оружие. — Что скажете, Артакс?

— Ничего, — хмыкнул я. — Я не отрицаю, что это именно мой кинжал. Вот только, кто его засунул в глаз Уты, не знаю.

— Артакс, не валяйте дурака, — скривился первый бургомистр. — Вы понимаете, что у нас есть свидетели, видевшие, что в глазнице фрау Уты был именно этот кинжал.

— Да я никого не валяю, — пожал я плечами. — Уверен, что кто-нибудь из стражников опознает мой кинжал. Зачем отрывать время у почтенных бюргеров? Только скажите, зачем мне было оставлять кинжал в глазнице жертвы, прекрасно зная, что он будет опознан? Мое оружие видело полгорода. Господа члены совета! — обвел я взглядом зал. — Вы помните хоть один случай, чтобы я небрежно отнесся к своему оружию? Раскидывал его где попало?

— Господин Артакс, это всего лишь аргумент, — поморщился обвинитель. — А ваш кинжал в ране покойной — это факт!

— Разумеется, господин обвинитель, разумеется…

Я уже пожалел, что вообще начал что-то объяснять. Решили повесить — повесят.

— Есть объяснение, почему кинжал остался в ране. Артакс, вы слишком опытный боец, чтобы пачкать одежду следами крови, — скривил рот бургомистр. — В отличие, скажем, от моего покойного зятя.

Бюргеры с почтением склонили голову. Разумеется, не в память о покойном зяте Лабстермана — убийце детей, а перед своим бургомистром — выдающимся человеком, собственноручно покаравшим мужа любимой дочери, оказавшегося предателем. Как обстояли дела на самом деле, кроме нас с бургомистром, никто не знал. Но открой я рот и начни говорить, что бургомистр убил зятя, чтобы спасти собственную шкуру, кто мне поверит?

Лабстерман торжествующе посмотрел на меня, прокашлялся и объявил:

— Господин судья, я прошу ввести следующего свидетеля обвинения.

— Пристав… — шевельнул пальцами Циммель.

В зал заседаний вошел, а точнее, в зал заседаний ввели… Жака. Он был еще слаб, идти на деревянной ноге было трудно, потому старшину нищих поддерживали Анхен и какой-то юнец.

— Я думаю, господин судья, можно сделать снисхождение к увечьям свидетеля и разрешить ему отвечать сидя, — благодушно сказал обвинитель.

— Да, разумеется, — не стал спорить Циммель. — Пристав, принесите табурет для свидетеля.

Жак с облегчением уселся, а Анхен тотчас же принялась отирать с его бледного чела пот. Было заметно, что Оглобля страдает от ран. Вытаскивать для дачи показаний человека, неделю назад получившего сквозное ранение, — варварство! Ему бы еще недельку-другую полежать, потягивая вино, а не по судам ходить. Бедолага!

— Ваше имя и род деятельности? — спросил судья.

— Жак Пердикка, городской обыватель, землевладелец.

«Ну ничего себе! — присвистнул я про себя. — Старина Жак числится землевладельцем?!»

С другой стороны, не будут же в бюргерских книгах писать — «король воров». Да и земли у него хватает, чтобы считаться настоящим землевладельцем. А почему Пердикка? Что за фамилия такая? Был Жак Оглобля, а стал Жак Пердикка. Тьфу ты, а я не догадался… Пердикка, а вернее — пертикка в переводе с латыни и означает жердь для измерения земли! Если перевести на швабсонский, что жердь, что оглобля — все едино, но Пердикка звучит благозвучнее.

Не иначе с фамилией Жаку помог кто-то из школяров-латинистов. Ну не один же я помню меры землеустройства Старой империи.

Опять некстати вылезли знания, осевшие в глубине памяти: actus — длина борозды, которую пара быков пропахивает без понукания, а perticca составляет 1/ 12длины борозды. Солдату-ветерану, прошедшему пять кампаний, полагалось выходное пособие, именуемое югером, — кусок земли, равный дневной вспашке пары быков. Любопытно, много ли ветеранов оставались живы? Если бы король Рудольф раздавал своим «птенцам» землю, а не деньги, он бы изрядно сэкономил…

Я почти не слушал, что рассказывал мой старый боевой товарищ. Кажется, Жак говорил о том, что знает меня двадцать лет, что сейчас мы снимаем комнаты в одном и том же трактире. Что он удивлялся: почему законный муж ютится в съемной комнатенке, когда у него есть прекрасный дом? Поведал Жак и о моих намерениях «вывести на чистую воду» неверную супругу и о том, что я взял с собой двух костоломов, с которыми пообещал поделиться добром несчастной фрау Уты.

— Господин Пердикка, вы слышали, что Артакс собирался убить фрау Уту? Что он вам говорил по этому поводу? Какие слова были произнесены?

— Ну, господа, впрямую таких вещей не говорят, но догадаться несложно. Я Артакса знаю. Для него убить — все равно, что мне выпить стакан вина.

То, что Жак меня предал, это нормально. По его мнению, я человек конченый. Так или иначе, меня ждет виселица, а лишний раз ссориться с первым бургомистром не с руки. Хватает других дел, более важных. Зачем влезать в эти разборки? Все, что мог я для него сделать, — сделал, а он, в свою очередь, мне ничего не должен. Ну разве что семьсот талеров, которые я не успел забрать.

Погрузившись в мысли, едва не пропустил мимо ушей вопрос судьи:

— Артакс, у вас есть вопросы к свидетелю обвинения?

— Да, только один, — улыбнулся я. — Старина Жак, как ты себя чувствуешь? Кажется, ты недавно упал? — кивнул я на его камзол, топорщившийся в том месте, где была наложена повязка.

— Нормально, — ответил мне старый приятель, улыбаясь в ответ. — Слегка ноет, слабость, но скоро пройдет…

— Рад за вас! — торжественно сказал я, решив, что настало время перейти на «вы». — Думаю, вы скоро выздоровеете. Вам нужно беречь себя, господин Пердикка.

— Спасибо, господин Артакс, — вежливо поклонился Жак Пердикка.

— Прошу задавать вопросы по существу! — возмутился судья.

— А что может быть существенней, чем здоровье? — ответил я вопросом на вопрос. — Нет, господин судья, вопросов у меня нет. Не стоит задерживать болящего.

Судья кивнул, и «почтенного землевладельца» опять подхватили под руки и бережно повели к выходу. Бедняга постанывал. Нет, определенно ему нужно было остаться в постели еще с недельку, отпаиваться красным вином, восстанавливая потерю крови, а не бродить по судебным заседаниям.