Евгений Шалашов - Слово наемника

Как и определила? Вроде камзол и штаны были такими же, как у всех. Да и кираса — видавшая виды, из полковой оружейки. Если по возрасту, так тоже не самый старший. И на морде не написано.

— Так точно, за старшего, — кивнул я, решив сыграть недалекого служаку. На всякий случай добавил честности во взоре: — Только не капитан, а всего лишь капрал.

— Ну а по виду — целый капитан, а то и полковник.

Доброе слово, оно и наемнику приятно, а не только кошке. Я сразу растаял, отмяк душой. Возвращая полотенце, вздохнул:

— Носом я в капитаны не вышел… — Решив перевести разговор на другое, более важное, спросил: — Вы, дорогая фрейлейн, не скажете, где нам найти вашего старосту?

Моя собеседница сотворила шуточный книксен:

— Стефания. Можно — Стефи, к вашим услугам.

— Ого! — присвистнул я.

— Удивлены, что простая пейзанка может быть старостой деревни? — прищурилась Стефи.

— И этому — тоже, — позволил я себе легкую улыбку. Конечно, женщина-староста вещь незаурядная, но каких только чудес не бывает? Мало ли… Но больше всего я был удивлен ее речи и манерам. Где это видано, чтобы крестьянка умела делать книксены? Хорошо, что не реверанс. — Ну раз уж вы староста, то позвольте попросить у вас крова для усталых солдат. Надеюсь, выделите нам какой-нибудь сарай? Желательно с крышей.

— Зачем же в сарай? — удивилась староста деревни. — Лично вас, господин капрал, я с удовольствием возьму на постой в собственный дом. И ваши солдаты не останутся внакладе…

— Увы, моя прекрасная Стефи, — вздохнул я с ноткой сожаления. — Согласно уставу, находясь в рейдах, мы должны квартировать все вместе.

— О, господин капрал, — протянула Стефания. — Вы настолько следуете уставу, что променяете его параграфы на общество женщины? Вы не похожи на тупого служаку. Скорее, на разжалованного офицера…

— Да и вы, Стефания, не похожи на простую пейзанку, — поклонился я, делая ответный комплимент. — Скорее, на знатную даму, оказавшуюся в провинции.

— О! — развела руками Стефания. — От вас ничего не скроешь… А скажите-ка, милейший капрал… Вас разжаловали из-за дуэли? И причиной тому — женщина? — Увидев мое замешательство, она уже уверенно заявила: — Конечно же, женщина!

— Все же, госпожа Стефания, куда нам становиться на постой? — твердо сказал я, давая понять, что не намерен вести фривольные разговоры.

— Что же, как вам угодно… капрал, — поджала губы Стефи. Кивнув куда-то вдаль, мстительно добавила: — Вон, на том краю деревни старая конюшня. Можете занять ее вместе с вашими… однополчанами.

— А как насчет ужина? — поинтересовался я. — Разумеется, за деньги.

— Еду вам принесут, — холодно сообщила староста.

В знак благодарности я слегка склонил голову, развернулся и уже в спину получил еще один «кинжал»:

— Пехотинцы по сравнению с кавалеристами — жалкое подобие мужчин!

Спорить с женщиной я не стал, а лишь философски пожал плечами и пошел собирать воинство. Это было нелегко! Кое-кого уже разводили по домам ушлые селянки. Но с помощью окриков и угроз, а также двух Жаков, не «клюнувших» на прелести хозяек, удалось-таки собрать и солдат, и возчиков.

Пока шли, я чувствовал злобные взгляды своих подчиненных. Не будь на мне каски, мозги бы закипели… Ничего, переживут! А коли я их сейчас распущу, то соберу не раньше чем через неделю…

Мы обустроились в длинном сарае, из которого еще не выветрились запахи конского навоза. Для солдата — вполне нормальное место. А что такого? Крыша почти целая и три стены на месте. Нашлось даже старое сено, чтобы соорудить лежаки.

Парни злобно посматривали на меня, но свои обязанности выполняли. Даже помогли возчикам — пока те распрягали и стреноживали лошадей, собрали им хворост для костра.

Возчики обустроились отдельно. У нас — свой костер, а у них — свой. И дело не в высокомерии «строевых» над «нестроевыми». За год без малого, что мы провели вместе, в нас крепко-накрепко было вбито: «Один десяток — один костер!» Поможем, чем можем, и припасами поделимся, и на бивак встанем рядом. Но рядом — это не значит, что вместе…

Я уже собирался дать команду готовить ужин (немного провизии у нас с собой все-таки было), как появились пейзанки, притащившие нам пару окороков, свежий хлеб и бочонок. Надо думать — с сидром. В этих краях виноградников не было.

— О! — откупорил Жак Оглобля затычку и жадно принюхался. — Виноградное!

Народ отозвался счастливым рыком, потому что сидр уже стоял поперек глотки. Впрочем, мне было всё едино, что сидр, что вино, — во время «торжественной» встречи я успел наполнить водой свою баклажку.

Народ уже резал мясо и кромсал хлеб, готовясь к выпивке. Из котомок вытаскивались жестяные и оловянные кружки.

Половину окорока и пару хлебов мы отдали возчикам, а вот делиться ли вином, пока не решили. Наши «нестроевые» робко стояли в сторонке, вожделенно поглядывали на бочонок и глотали слюнку.

— Налейте мужикам, — приказал я.

— Командир, да тут самим мало! — вытаращился на меня Жак Оглобля, потрясая бочонком. — Чего тут пить-то?

— Давай-давай, не жадничай, — улыбнулся я. — Считай, что я им свою долю отдал.

— Ну коли твою долю… — сморщился Жак, но перечить не стал. — Эй, тягловые, тащите посуду, пока не передумали…

Возчики тотчас же подставили кожаное ведро, из которого поят коней. Когда Жак нацедил им с четверть ведра, они недовольно заворчали.

— Чё жвакаете? Все честно — по кружке на рыло. И скажите командиру спасибо. Если бы не он, хрен вам, а не вино…

Спасибо они мне так и не сказали, а ушли к своему костру. Верно, сейчас будут мыть мои кости и жаловаться на судьбу…

— Не пейте пока, — негромко приказал я, кивая на возчиков. — Посмотрим, что с ними будет…

Народ, уже готовившийся опростать свои чарки и кружки, притих.

— Ты чё, десятник, заболел? — удивленно спросил Нед. — Совсем сдвинулся? К бабам — нельзя, вино пить — нельзя.

— Ладно, — пожал я плечами. — Хочешь — пей…

Нед вытаращился на свой кубок (Всем говорил, что из его родового замка, но я случайно видел, как он торговался со старьевщиком!), открыл рот, но пить не стал.

Парни безо всякого аппетита ковырялись в еде и таращились на возчиков. А с «нестроевыми» вроде бы ничего не делалось. Вот выпили они свою долю (растянув удовольствие на три раза!), плотно закусили, а теперь вели разговоры, бросая на нас не самые дружелюбные взгляды.

— Не, десятник, ты нас совсем забодал! — злобно заявил бывший вор Живчик. — У нас в камере даже старшина так не наглел.