Вячеслав Шалыгин - Бессмертие наемника [сборник]

— Я понимаю, — упрямился Артур. — Это дело по мне.

Круг, все еще сомневаясь, взглянул на Андрея, Лиду, а потом, словно спрашивая совета, обернулся к нам. Я едва заметно кивнул, и старший сержант, ободренный поддержкой, теперь уже уверенно окинул десантника взглядом и скомандовал:

— Гоплит, напра-во! В расположение специального отряда военной разведки Необулы шагом марш!

Артур радостно пожал руку Андрею, чмокнул в щеку Лидочку и пулей выскочил из кабинета. Круг кивнул нам на прощание и вышел следом за своим новым воином.

— Ты что здесь разбегался?! — послышался из-за двери возмущенный голос Васильева. — Где Дремов? А, Круг, уже улетаете?

— Дремов не даст вам экземпляр кинетического оружия, полковник, — в очередной раз устало повторил сержант.

— Это окончательное решение? — уныло спросил Васильев, прекрасно зная, что так оно и есть.

— Абсолютно, — подтвердил сержант.

Их голоса, понемногу удаляясь, стихли, и мы снова остались одни…

— Как продвигается ремонт вверенной тебе лаборатории? — по-военному спросил Дремов, выходя на связь через вернувшийся в его распоряжение мыслеусилитель.

— Стремительно, — ответил я, отрываясь от изучения бумаг. — А как там в светлом будущем?

— Отлично! Бабье лето, отпуск, рыбалка…

— Завидую, — я улыбнулся. — Как поживает наш общий «друг»? Сознался?

— Да, о «друге», — Дремов замялся. — Я, собственно, по этому поводу и вышел в эфир. Из отпуска вышел, кстати, тоже…

— Сбежал?! — догадался я.

— Невероятно, но факт…

— Да отчего же невероятно? — Я усмехнулся.

— Не ехидничай, — попросил капитан. — И будь осторожен. Когда Сева проник в ваше время впервые, с ним были еще два субъекта. Один — Ли — уже вне игры, а вот где второй, мы не знаем. Так что в складывающейся ситуации изначально скрыты целых две неизвестные величины: Сева и его сообщник. Вполне возможно, что наши приключения еще не закончились…

— Ладно, Дремов, буду посматривать по сторонам. До скорого…

— До какого? — не уловив смысла устаревшего оборота речи, переспросил капитан.

— До свидания в ближайшее время, — перевел я.

— А, да, до встречи…

Связь прервалась, и я снова взялся за бумаги. Мне предстояло довести «ловушку» до ума и превратить ее в портал за неделю. Поскольку иначе, несмотря на проявленный нами героизм, руководители Конторы в сто третий раз грозились распустить лабораторию на все четыре стороны…

1998–1999 гг.

Джунгли с шумом разрывал жестокий ливень. Земля, пенясь, выплевывала побеги и корни молодых деревьев. Взбесившийся ветер швырял струи дождя под головокружительными углами, не оставляя шансов укрыться от влаги под самым плотным лиственным навесом. Потоки грязной воды, собираясь в небольшие речки, несли кучи мусора в отлогие места и устраивали там настоящие завалы из веток, листьев, обрывков лиан и травы. Натыкаясь на камни и толстые корни, вода закручивалась бурлящими водоворотами, вынося на поверхность трупики мелких грызунов, птенцов и насекомых. При порывах вой ветра переходил в леденящий душу свист, перекрывающий все остальные звуки. В мгновения затишья господствовал плеск и бульканье дождя. Изредка сквозь эту бесноватую музыку пробивались испуганные вопли животных и птиц, сбитых ливнем с казавшихся надежными ветвей в стремительно текущую грязь. Устав бороться, старые деревья теряли огромные сучья, которые, падая, хоронили под собой неокрепший молодняк и калечили ветви соседей. Не позволяя себе и секундной передышки, подбрюшье туч разрывали белые трещины молний. Жадно вытягиваясь в сторону самых высоких деревьев, разряды дробили в труху их верхушки. Раскаты грома заставляли инстинктивно пригибаться, не отставая от вспышек более чем на секунду.

После очередного, особо мощного удара из окна дощатого домика вывалилось последнее стекло. Ветер и дождь не смогли заглушить прощальный звон, и, услышав его, я обернулся. Руководил мной скорее «старт-рефлекс», а не желание что-либо рассмотреть. Сквозь плотную завесу дождя проступал только силуэт хижины, хотя до нее было лишь пятьдесят шагов. Пятьдесят шагов… Безумно много.

Я совершенно выбился из сил. Чтобы устоять в доходящем до пояса свирепом грязевом потоке, приходилось перед каждым следующим шагом вонзать в вязкий грунт специально заостренный черенок тяжелого багра. Попытка воткнуть острие в более-менее твердые слои почвы требовала хорошего замаха, и как раз в этот момент все силы расходовались на элементарное удержание равновесия. Силы и без того скудные после трехдневного приступа лихорадки. Тем не менее я достаточно быстро приспособился к новым условиям передвижения, вошел в своеобразный ритм и через полчаса почти наткнулся на первый из расставленных в окрестностях хижины приборов. К моему удовлетворению, аппаратура была цела. С трудом открутив приржавевшие винты, я снял приборчик с невесть как выдержавшего катаклизм штатива, отцепил обвившуюся вокруг пояса водяную змею и медленно двинулся в обратный путь.

Колени дрожали, а икры сводило судорогой от напряжения, но я преодолел эти долгие пятьдесят шагов и рухнул в крошечной прихожей хижины, едва не впечатав бесценную электронику в порог внутренней двери. Тяжелый гидрокостюм притягивал уставшее тело к мокрым доскам пола. Ветер с грохотом захлопнул входную дверь и тут же, вернувшись сквозняком в разбитое окно, вновь раскрыл ее настежь. Через какое-то время я очнулся от полузабытья и почувствовал, что в состоянии подняться. Правда, не более того. Тяжело дыша, я дополз до стоящей у окна кровати, взгромоздился на нее и, отдавая последние силы, потянул рычаг, закрывающий ставни. Удар тяжелых створок и стремительно захлопнувшейся без поддержки сквозняка двери слились в оглушительный дуплет.

Я откинулся на жесткое ложе походной кровати и прерывисто вздохнул. Наступившая темнота все еще играла белыми бликами, но это были не вспышки молний, а память усталых глаз. Для верности я прикрыл глаза тыльной стороной руки и начал погружаться в сон. Беспокойный, тревожный, волнующий. Где я был совсем не тем тщедушным и болезненным естествоиспытателем, что наяву. Где я был героем.

Быть молодым и сильным хотя бы во сне — само по себе неплохо, но размах действия меня тревожил. Я прекрасно помнил, какими бывают обычные сны с фантастическими переплетениями сюжетных линий, неясными очертаниями декораций, обрывками фраз и непредсказуемым ходом событий. Последний раз я видел подобные сны еще до войны. Но вот однажды, десять лет назад, сновидения превратились из подсознательной мешанины в какой-то персональный телесериал о супергерое. Причем ощущения и образы казались настолько четкими и осязаемыми, что убедить себя в их недостоверности стоило большого труда. Непобедимый главный герой жил своей насыщенной событиями жизнью. Шпионил, дрался, играл, флиртовал, отстреливаясь, уходил от погонь и совершенно не сомневался в реальности окружающего мира. Каждый раз, стоило мне заснуть, он начинал новый день, полный действия, интриг и приключений. Хуже всего было то, что я не мог выключить этот внутренний телевизор и вынужденно сопереживал герою уже десять лет. Сэм, так его зовут. Или меня? С какой стороны посмотреть…