Виктор Точинов - Непостижимая концепция (антология)

– А ты?

– Куда ж я от тебя? Буду рядом умирать от скуки. Научусь вырезать фигурки из дерева. Мой отец всегда хотел, чтобы я научился, как это умел он, замечательный был резчик. А у меня вечно находились другие дела…

– Тогда я отказываюсь. Я выходила замуж не за резчика по дереву, умирающего от скуки.

– Мы не поплывем на остров, – сказал профессор Харону. – Извините за напрасный вызов…

– Почему напрасный? Я могу доставить вас куда угодно. Один раз, последний. Даже за Реку, но там вы умрете.

– Куда угодно? – заинтересовалась Стелла.

– В любое место Мира, – уточнил Харон.

– Значит, не совсем куда угодно… – констатировала она и посмотрела на мужа.

Тот молчал. И смотрел в зенит. Не отрываясь.

– Эта штука, между прочим, не только светит, но и греет… – предостерегающе сказала Стелла. – Несколько тысяч градусов на поверхности наверняка есть.

– Что-то мне не видится других вариантов… Надо рискнуть.

Бальди всегда останется Бальди. Она кивнула и засмеялась – совсем как та студентка, в которую по уши втрескался двадцатисемилетний профессор, многими почитаемый за величайшего физика современности…

…Плащ с треском разорвался, разошелся на куски, на полосы – Харон повел плечами, и остатки его одежды упали. Крылья оказались белоснежными, с перьями, ни дать ни взять крылья громадного лебедя. Стелла не удивилась, так и должно быть в мире, созданном из остатков, осколков, ошметков прежнего… Ангельские крылья, все правильно. Выглядят красиво, но едва ли будут способны бороться с нормальной гравитацией… Не важно, все равно здесь гравитации нет, ни нормальной, ни пониженной, ни какой-нибудь иной, – все тела в этой вселенной, все предметы отталкиваются от Света, от светила, зависшего в центре Мира, – иначе как бы они смогли разгуливать по всей поверхности сферы Бальди?

Потом был полет. На удивление недолгий, хотя Стелла подозревала, что он сможет растянуться на целую вечность – если подтвердится гипотеза, что все тела, по мере приближения к центру Мира, уменьшаются в размерах, а скорость света замедляется…

А может, и растянулся… В конце концов, как говорит Харон: что такое время и кто его видел?

Вблизи Свет оказался огромным. Не повисший в зените тусклый шарик – нестерпимая для глаза поверхность от горизонта до горизонта. Смотреть на нее не было никакой возможности. Стелла, стиснутая могучими руками Харона, закрыла глаза. Лицо чувствовало испепеляющий жар, и он усиливался.

Они все-таки сгорят… Обидно. Надо было выбрать покой, успела подумать Стелла, прежде чем превратиться в ничто, в короткую болезненную вспышку…

Потом она почувствовала прохладу. Открыла глаза. Испепеляющая поверхность Света исчезла. Харон исчез. Рядом был Бальди, и стояли они в самом центре очень странного помещения.

Стояли? Нет, скорее парили в вертикальном положении, без какой-либо точки опоры. Вокруг, со всех сторон, – зеркала. Огромные зеркала в форме правильных пятиугольников, сверху, снизу, повсюду, – ничего, кроме зеркал, смыкающихся краями, образующих правильный многогранник. Расстояние до зеркал и их истинные размеры оказалось трудно оценить, вокруг не было ничего, позволяющего определить масштаб. А двое пришельцев в зеркалах не отражались.

Там отражались – по одному в каждом зеркале – другие люди, которых не было здесь, внутри огромного додекаэдра. И тем не менее Стелла понимала и чувствовала – перед ней не окна, не экраны, именно зеркала. Очередной парадокс в порядком надоевшей череде парадоксов.

– Кто эти люди? – тихонько спросила Стелла. – Они нас видят?

– Не люди… Один человек… По крайней мере, когда-то его считали человеком… Не знаю, насколько обоснованно.

Стелла не поняла ничего. Ей обитатели зеркал показались совсем разными… Хотя… если приглядеться… да, что-то общее есть… Высокий лоб, очень крупные глаза, руки с удивительно длинными и подвижными пальцами… Но различий больше.

Люди в зеркалах занимались своими делами, не обращая внимания на гостей. Стелла долго вглядывалась в один из пятиугольников – в нем виднелся человек в длинной мантии, явно служившей рабочим халатом, изрядно заляпанной… Человек сидел, согнувшись над столом, и над чем-то напряженно работал – что именно он делал, Стелла не могла понять, поле зрения было ограничено. Время от времени человек припадал глазом к окуляру микроскопа – на вид древнего-древнего, латунного.

Похоже, результаты работы не слишком устраивали человека – лицо казалось недовольным, губы шевелились, но ни звука до Стеллы не доносилось…

Потом она заметила странную вещь – зеркало, именно это, придвинулось. Или же она каким-то образом переместилась к нему. Человек стал лучше виден, Стелла уже слышала слабые отзвуки его слов, язык показался незнакомым. Казалось, стоит продолжить вглядываться – и зеркало надвинется вплотную, а затем Стелла окажется там, в Зазеркалье.

Она торопливо отвела взгляд. Потом искоса взглянула снова. Зеркало отодвинулось на прежнюю дистанцию. Стелла не удержалась, повторила эксперимент – человек становился все ближе, все реальней, – и работа его подошла к концу: откинулся на спинку кресла, с довольным видом созерцая что-то, невидимое Стелле. Произнес непонятную, но торжественно прозвучавшую фразу, взмахнул рукой… Она опомнилась в последний момент, на самой границе, до того хотелось разглядеть, чем же занят незнакомец.

На третьем цикле наблюдений разглядела… И удивленно вскрикнула:

– Так ведь это же…

– Да, это святой Маркус… – согласился Бальди. – Видишь руну Кронг?

Стелла не поняла ничего. Она хотела сказать, что в большой конической колбе копошились крошечные серые твари – точные копии тех, с которыми воюют солдаты Геверница. Копии, уменьшенные в масштабе сто к одному.

Но Бальди, как выяснилось, смотрел на другое зеркало – где человек в длинном прожженном фартуке возился рядом с чем-то огнедышащим, не то с топкой громадной печи, не то с чем-то в том же роде.

– Ты сюда взгляни! Вот откуда берутся твари, что лезут из прорывов! Подожди… Маркус Кронг?! Этот алхимик – прелат Маркус Кронг?! Но ведь он…

– Как видишь, не совсем…

– Но где же он? Что отражают эти чертовы зеркала?

– По-моему, ничего не отражают… И он именно там.

– В Зазеркалье?

– Можно использовать и такой термин. Демиург из Зазеркалья…

– Ты циник, Бальди… Перед тобой творец мира, который ты самонадеянно назвал своим именем.

– Случается… Америго Веспуччи тоже не сотворил континент, названный в его честь.

– Смотри, ему чем-то не нравятся получившиеся гомункулусы… Совсем не нравятся…

И в самом деле, колба с копошащимися существами была небрежно отброшена в сторону, послышался звон бьющегося стекла. Человек что-то раздраженно произнес. Стелла подумала, что сейчас, или же очень скоро, случится очередной прорыв…