Виктор Точинов - Непостижимая концепция (антология)

Улочки деревни были тесными, чуть больше ширины контейнеров, из которых и выстраивались. А еще – и Артем не сразу взял в толк, как такое возможно, – создавалось ощущение, что внутренние переходы Воли изгибались, словно не из жести местные дома были сделаны, а из податливой глины.

Доброе расположение духа испарилось, вытесненное запахами поселения – готовящейся еды, несвежего белья, звериных шкур и экскрементов. По душе будто провели ржавым гвоздиком, а образок Марии Лоа на груди под термобельем вдруг стал нестерпимо холодным. Кузнецову показалось, что идут они не по ровной улице, плавно изгибающейся направо, а вниз, причем под большим углом спускаются. Помотав головой, чтобы не заметил провожатый, он украдкой положил в рот еще одну пастилку жевательного энергетика.

– Меня Артем зовут, – сказал негромко, чтобы хоть как-то раздробить серое душевное безветрие, царившее внутри Воли.

– А меня Степаном называй, – кивнул, будто ожидал знакомства, и представился старик.

– А по батюшке? – стараясь казаться вежливым и усталым, уточнил Кузнецов.

– А ты не усложняй, сынок. – И пусть странник сейчас не видел дедова лица, был готов под присягой утверждать, что Степан улыбается. – Тут тебе не анклав и не столица, чины да отчества – хлам ненужный…

И что-то в его голосе заставило Артема убедиться, что дед ему не поверил. Да только не могло такого быть, ибо личина Кузнецова – ушлого малого из сибирской глубинки – приросла к разведчику так давно и плотно, что лжи бы не вычислила и родная мать. А может, одичалые местные всех так встречают – с теплом, помноженным на недоверие? Чтобы избавиться от давящего чувства, мужчина провел рукой по пистолету, спрятанному в секретной поясной кобуре. Не помогло.

– «Балалайка», как понимаю, у вас тут не ловит, – не спросил, а уточнил Артем, разглядывая неутешительные отчеты на глазном наноэкране.

– Говорю ж, не анклав, Артемка, – снова усмехнулся старик, на ходу попыхивая трубкой. Свободной рукой демонстративно постучал себя по затылку, скрытому белыми волосами. – Внутренняя сеть еще как-то держится, спасибо Штырю, железячнику нашему. Да только он чудной, незнакомым доступа в нее все равно не даст…

Кузнецов, стараясь не отставать от Степана, тут же запустил поиск всех возможных сетей, в том числе заблокированных или запароленных. Ничего не нашел, нахмурившись. Старик же свернул направо в арку, образованную тремя контейнерами, и Артем чуть не наткнулся на группу детишек, игравших прямо на земле.

Ругнулся приглушенно, едва не наступив на мальчонку лет трех, а тягостное ощущение внезапно усилилось. Неоправданное, иррациональное, но весьма ощутимое, как бывает перед грозой или в преддверии личной беды. Потому что виделось в детях что-то ненормальное, выбивающееся из стереотипа о том, как должна вести себя заурядная ребятня…

Сбивчиво и машинально вознеся короткую молитву, Кузнецов отринул дурные мысли. Ускорился, догнал Степана, даже не подумавшего обернуться. И еще долго перед внутренним взором Артема маячили лица детишек, сидящих в пыли – уставившись в пустоту, будто мультфильмы через «балалайку» смотрели, и вяло перебиравших подобранные на свалке игрушки. Молча.

Стараясь не думать о деградации российских деревень, Кузнецов глубоко вдохнул. Вымирают регионы. Особенно такие вот, на свалках гнездящиеся. Малышня эта волевская – возраста примерно одного, но заторможенная какая-то, нелюдимая – тому лучший пример.

Затем Артем увидел местных женщин. Обряженных в странную смесь старой городской одежды и рукодельной, из коровьих шкур собранной. Две тетки стояли в дверном проеме контейнера, завешанном тяжелой мохнатой шторой. Еще одна несла навстречу кожаное ведерко, полное воды.

Красивые женщины были, статные, это Кузнецов сразу отметил. Крепкие, яркие, хоть и рожавшие не по разу, такое в деревне не скрыть. Но, так же, как дети, словно чем-то внутренним и потаенным опечатанные. Смотрели ровно, без страха или любопытства, а в глубинах темных глаз посверкивало…

Кузнецов не успел додумать метафору про угольки костра. Дорогу загородили, и без того небогатый свет узкого переулка перечеркнула тень. А затем над Артемом кто-то навис. Он вздрогнул, испуганно отшатываясь, потянулся к пистолету. В последний момент осознал, что едва не демаскировал резервное оружие, и переложил ладонь на поясной охотничий нож. А затем глаза привыкли к полумраку, «балалайка» усилила сумрачное зрение, и по телу прокатилась дрожь…

Мужчина, стоящий перед путешественником, был высоким и широкоплечим. Да вот только выглядел так, словно заживо в супе сварился, а после забыл к пластику сходить, чтобы шрамы вывести. Одноглазый, с ожогами на полголовы и шеи, он казался бродячим лесным ужасом, пришедшим из легенд по душу Артема Кузнецова. Да вот только тот не просто презирал нелепые народные мифы. Он их разрушал.

– Чего надо? – негромко и на плохом русском поинтересовался обезображенный здоровяк, наклоняя лысый череп, покрытый белесыми узорами. На груди качнулся серебристый кулон – оплавленная голова дракона, любовно подвешенная на гайтан. – Звали тебя в деревню-то?

– А ну, Коленька, остынь! – охнул дед, не успел Артем и рта раскрыть. – Чего накинулся на человека?! Не видишь что ли, со мной он.

Правый глаз урода, подозрительно раскосый и навевающий мысли об отнюдь не русском происхождении Коленьки, сжался в щелку. Крепыш повернул голову, бросив на Степана короткий изучающий взгляд, а затем тяжело и весьма недружелюбно вздохнул.

– Иди, Николай Степаныч, иди куда шел, – старик вернулся к месту, где Артему преградили дорогу. По-отечески обнял обезображенного за плечи, для чего деду пришлось встать на цыпочки. Развернул и подтолкнул в сторону. – Нечего гостя пугать, он и без этого бед от твоего племени натерпелся…

Кузнецов сглотнул комок. Его редко удавалось застать врасплох, и это являлось еще одним пунктом для гордости в обширном списке талантов разведчика. Но этот страшила… казалось, он вынырнул навстречу прямо из стены с блеклым логотипом «ТрансГеоМед», настолько неожиданным стало его появление. Артем попытался миролюбиво и чуть заискивающе улыбнуться, не очень уверенный, что у него получилось.

– Пойдем, Артемка. Ты ж, небось, с дороги-то оголодал… – Продолжая ворчать на Коленьку, каковым тот являлся в той же мере, что и сам Артем – профессиональным игроком в маджонг, Степан потянул гостя за рукав. – Пойдем, мой дом совсем рядом…

– Твой гость, Горский… – все так же перемалывая слова акцентом, проскрипел поднебесник. – Но я за ним слежу.

– Да полно, полно тебе… – И Степан утащил Кузнецова по кишкообразной улице, не давая оглянуться. – Уф, чертяка, может же напугать, верно?