Сергей Калашников - Четвёртый поросёнок

— Больше похожи на людей, крепко уверенных в нужности своей работы и не испытывающих в отношении этого особых эмоций, — завершил мысль Федька, непроизвольно скрипнув зубами — боль скрутила голени, достав аж до позвоночника.

— А при чём тут вообще совесть? — Ответила ласковым голосом Хранительница, поднеся к ногам мальчика раскрытую ладонь. Рука её засветилась мягким светом, и скручивающая ноги судорога сменилась теплом и успокоением. — Сознание, а тем более названый тобой его модуль, не имеет никакого отношения к этому расстройству психики.

Прислонившись к теплому и непередаваемо мягкому боку, Федька вместе с волной благодарности почему-то ощутил и прилив коварства:

— Думаю у вас наверняка есть теория, объясняющая это…

— И к тому же с немалым успехом применяемая мной на практике, — скромно продолжила женщина.

«Бинго!» — Федька не знал, радоваться ему или испытывать к себе чувство брезгливости. Потому искренне радовался — это приятнее. В своё время отец его учил: «Совершенно любого человека можно заставить рассказать что угодно. Достаточно просто спрашивать о том, что ему интересно. В этом собственно и заключается весь секрет — интерес спрашивающего тоже должен быть искренним. Это сложно», — как оказалось, такой простой и наивный прием безотказно работает и против на порядки лучше подготовленного человека. И теперь ему будут, что называется, вещать.

— Всё дело в том, что жизнь порой заставляет человека действовать противоестественно. Хотя и мирная жизнь — отнюдь не сахар в этом плане, но особенно часто такое бывает всё же на войне. Более противоестественное занятие сложно придумать — человеку положено стремиться сохранить свое здоровье и жизнь — это инстинкт, заложенный до рожденья и подкрепленный болью в личном опыте. Но есть и другой инстинкт, он заставляет отдельную особь жертвовать собой ради других, ради сохранения потомства, не только своего, но и чужого. Этот инстинкт — назовем его условно «альтруизм», или «инстинкт сохранения рода/вида» — не менее могущественен, вот только поддерживается он уже воспитанием и обучением. Думаю, ты и так знаешь, что каждый мальчик — будущий мужчина и защитник своей семьи и родины. Проявляет это и закон о всеобщей воинской обязанности, и престиж военной службы.

И вот на войне два этих базовых инстинкта входят в кардинальное противоречие. Возникает стрессовая ситуация. Стресс — это когда инстинкт требует выполнения определенных действий, но сама возможность действия заблокирована: или физически, или императивами другого инстинкта. Такое состояние опасно само по себе — если в нем находиться долго, то можно умереть или нанести необратимый ущерб здоровью. — Хранительница сделала паузу, а Федька кивнул. В сказанном для него действительно не было ничего непонятного.

Опыт с крысом, сидящим в одной клетке — за стеклянной перегородкой с мелкими дырками (для прохода запаха) — с голодной кошкой, им показывали. Если крыс имел возможность отбежать подальше в угол, то он некоторое время дрожал от страха, но видя, что никто его не ест, постепенно наглел, принимался расхаживать по клетке и внаглую трескать сыр на глазах возмущенного кота. А вот если ставилась специальная перегородка, не дававшая крысу шевельнуться, то дело приобретало другой оборот — подергавшись в тщетных попытках убраться от опасности, крыс терял всякую связь с реальностью и вообще переставал на что-либо реагировать. Приходилось поднимать центральную перегородку и кормить кота — не пропадать же добру.

— Такое возможно, только если императивы обоих инстинктов близки по силе. Но в том-то и дело, что мало кто от природы имеет сниженный порог самосохранения — такие особи банально отсеиваются естественным отбором. Увы, но люди с превалированием альтруистической мотивации тоже отсеиваются, но уже отбором социальным. Решение, разумеется, было найдено — дисциплина. В состоянии стресса человек вполне способен выполнять определенные действия с минимальным участием сознания — приказы, если по-простому.

Только до этого необходимые действия должны быть заучены до уровня условных рефлексов. К сознательному анализу и принятию сложных решений подготовленный таким образом человек, разумеется, не способен. Научили колоть — будет колоть, научили стрелять — будет стрелять. Именно поэтому в бою в первую очередь стараются выбить командиров противника — в реальном сражении, в состоянии настоящей опасности, человек даже знакомый приказ, отданный незнакомым голосом, может не воспринять. И подразделение превращается в толпу. Готовую, как к паническому бегству, так и к такой же безудержной и самоубийственной храбрости — смотря что возобладает в этот момент. Но толпа всё равно останется толпой — к осознанным действиям она не способна.

Федька опять кивнул и щекой почувствовал заинтересованный взгляд. Кажется, в этом месте ему следовало начать возражать и рассказывать, что храбрость — есть качество личности, а не внешних обстоятельств и палки инструктора. Но в том и дело, что изложенное не слишком отличалось от того, чему его учили… дома и в школе. Да и самого себя он считал не слишком смелым. Скорее согласился бы с утверждением, что каждый раз пугается настолько сильно, что вообще перестает испытывать не только страх, но и остальные эмоции. Отчего действует исключительно рассудочно.

— Со временем те, кто уцелел, накапливают опыт и вырабатывают особые защитные механизмы. Вот здесь-то и подстерегает ловушка: воспринимая мир в состоянии адреналинового флёра, человек максимально старается сохранить ясность мышления, «отбрасывая» мысли и чувства, которые напрямую не способствуют выживанию. Заменяет, так сказать, подавленный опытом и гормонами инстинкт самосохранения рассудочной деятельностью. Активно «вытесняя» в подсознание всё, что в текущий момент может помешать выжить.

Но действие против собственной природы имеют свою цену. Вместе с «лишней» информацией в подсознание сбрасываются сильнейшие эмоции, тем самым буквально вырывая куски собственного «я» из души. Например, в обычной ситуации, человек, узнавший о смерти друга, испытает массу сильных чувств — горе, обиду на судьбу, одиночество. Под их давлением он будет стремиться выполнить какие-то действия — вспоминать ушедшего, помогать его семье или переосмысливать собственную жизнь. Всё это растягивается во времени, с которым многое негативное уходит, оставляя только светлые воспоминания. В конце концов весь жизненный опыт говорит — человек смертен. Нужно лишь время, чтобы с этим смириться.

А вот в бою времени нет. И видя падающего друга, боец будет анализировать новую опасность и прикидывать (и выполнять) действия по её нейтрализации — подавить огневую точку, укрыться, доложить командиру. Все остальные переживания — потом, после боя, до конца которого надо ещё дожить. А потом он будет удивляться собственному бездушию и мучиться чувством вины — ведь все сильные эмоции уже вытолкнуты из сознания и не спешат возвращаться назад. И пришло понимание, что они должны быть с тобой, как и ощущение собственной неправильности.