Сергей Калашников - Четвёртый поросёнок

— А что, он не знает откуда дети берутся? Или он инкубаторский? — ляпнул Фёдор, чтобы отвлечь от неприятной темы. И тут же пожалел о своем длинном языке. Но Хранительница, хоть и посмотрела странно, но совершенно не с обидой а скорее с удивлением.

— Да понимаешь, конкретно с ним не всё так просто. Не то, чтобы инкубаторский, но как-то у нас в семье всё с этим запутано.

Федька глянул на мальчишескую фигуру, прошедшую половину пути, потом на троицу и мысленно хмыкнул — а ведь они, выходит, все немножко родственники. Действительно «запутано», похлеще чем в греческих мифах.

— Вообще-то, «мамой» называют еще и свекровь. Если заслужила. Ну, или если есть желание подлизаться, — насмешливо сказали над ухом, а Федька слегка выпал в осадок от очередного сеанса чтения мыслей. Но тут мир преподнес еще один сюрприз.

Дело в том, что Минька-то ушел, а вот его тень на склоне холма — осталась. Федька уже давно косился на этот «глюк текстур», как вдруг тот пришел в движение, поднялся, превратившись в сотканную из мрака мальчишескую фигуру, которая тряхнула вихрами, приветствуя, и порысила вдогон ушедшему. Через пару секунд она хлопнула Миньку по плечу и к троице они подходили уже вдвоем и заметно веселей.

— А это кто?

— А это как раз его отец. Ну… некоторая его часть.

Оставалось только во все глаза пялиться на мирно беседующую странную семейку — два брата, один из них с двумя женами, и отец — все одного возраста… Действительно — здорово всё запутано.

Отстраненные размышления прервал вздох над ухом:

— Молодой человек… У вас вроде как невеста есть, и она наверняка уже все глаза выплакала, а вы тут старым теткам напоминаете о том, что не такие уж они и старые.

Оп-па, как-то он действительно забылся, а ведь всё это время чужую руку из своей не выпускал. Бросив косой взгляд на Хранительницу, Федька убедился, что результат его действий налицо — на щеках румянец, глазки блестят, а губы… так и захотелось их поцеловать, но сдержался, и только коснулся губами ладони возле основания большого пальца.

Над головой вздохнули, и ласково потрепали за волосы.

— Ох и пострел! Завидую я твоей девочке. Не обижай её.

— Еще вопрос можно? — и дождавшись кивка продолжил: — А мог я тут умереть?

Взгляд Хранительницы стал внимательным:

— Если теоретически, то есть такое явление — психосоматическое расстройство. И травма, полученная в виртуальности, вполне может проявиться и в реале. Шутки подсознания. Этот мир реален ровно настолько, насколько ты признаешь его законы. Тебе просто не повезло с воображением — слишком оно богатое. Впрочем, и в реале допрос строится больше на психологическом давлении так, чтобы воображение допрашиваемого усиливало боль. Если человек не ломается психологически — ничего не выйдет, не стоит и пробовать.

— Именно поэтому меня потом нож не резал? Потому что я не верил, что он может порезать?

— Нож не брал… наверно потому, что ты девственник, — и, увидев вытянувшуюся Федькину физиономию, расхохоталась. — Извини, напутала — это только для женщин важно. Именно у них эффект «не прорезаемой кожи» пропадает после начала половой жизни. Так что не переживай, и запомни то свое состояние — оно вполне действенно и в реале, если понадобится.

И с сомнением оглядев ошарашенного мальчика добавила:

— Ты только это… не увлекайся и учти, что против пуль «цигун» не шибко помогает.

— Так это что получается? Всё, чему научился здесь…?

— Психосоматика? Это действует в обе стороны. Тут ты скован ограничениями и рефлексами твоего реального тела, но если тебе удастся выйти за границы возможностей, то это вполне потом можно использовать где угодно. Человек способен очень на многое, главное — он должен верить. Впрочем, я, кажется, вещаю банальности.

Хранительница задорно подмигнула, а Федька вспомнил тот удар, отбросивший Рыбоглазого — «скован ограничениями реального тела», говорите? Впрочем читтерство еще никто не отменял, а уж какие перспективы оно открывает для прокачки в реале. Вот только синяки и шишки похоже будут настоящими, а «выйти за границы» окажется ненамного проще, чем в том же реале, и копыта отбросить тоже выходит можно.

— Умереть же довольно сложно. Человек ведь не верит в собственную смерть, даже умирая по-настоящему. И спектр ощущений здесь напрямую зависит от воображения.

— Это в теории, а на практике?

— А на практике, если долго убеждать и сильно при этом стараться, — Хранительница спрятала виноватый взгляд, но нашла в себе силы продолжить, — то, принимая во внимание, что ты сейчас на кардиоводителе и аппарате искусственного дыхания — таки да, шанс был.

— Вот черт, — вскочил Федька, — Нинка там наверняка с ума сходит!

Хранительница только кивнула в ответ, прикусив губу.

— Что нужно чтобы выйти назад?

— Просто пожелай этого и скажи мысленно: «Выход».

Только и оставалось, что схватиться за голову — этот мир ведь действительно реален ровно настолько, насколько в него веришь, но это верно и в обратную сторону — не прорисовали разработчики кнопку «выход», вот и верил, что выхода отсюда нет.

Федька полюбовался на радужную пленку портала, окинул взглядом окружающую красоту и почти готовые шашлыки, да помахал рукой остающимся — как ни хотелось остаться, но его ждут.

— Ты это… Заходи если что, — бросила в спину Хранительница.

Федька вздрогнул. Видимо это было его последнее испытание — сможет ли он перебороть себя и вернутся в этот чудесный мир? Чудесно красивый и чудовищно жестокий. Реальный.

И для себя понял — вернется, правда нескоро. И не потому, что мир приобрёл над ним власть, скорее наоборот — он тут очень многое узнал и о мире и о себе самом. Но это был всего лишь один шаг, а на лестнице познания оставалось ещё очень много ступеней.

Утвердительно кивнув, он сделал второй шаг.

В сознание привел неприятный писк и настойчивый мужской голос:

— Ты меня слышишь? Нагни голову. Вот и хорошо… А теперь — спи!

— Скотина! — маленькие кулачки совершенно нечувствительно ударили в грудь. — Если ещё раз умрешь, я тебе этого не прощу!

«Мелкая бушует!», — подумал Фёдор, мысленно улыбаясь.

— Он тебя сейчас, скорее всего, не слышит. Потом поговорите. — Увещевал мужской голос.

— А можно я тут посижу? — опять Нинка.

— Отдохнула б. Он все равно проспит часов двенадцать, — горестно вздохнул мужчина, но, видимо, до здравого смысла не достучался. — Оставайся.

Мальчик провалился в сон, чувствуя, как губы растягиваются в счастливой улыбке.

А когда проснулся, рядом лежала спокойная и ласковая Мелкая, отчего на душе стало сильно не по себе. Но, видимо, выяснение отношений она решила отложить до того момента, когда Фёдор сможет нормально говорить — дико болело горло и мучил кашель. Оставалось пить сырые яйца и рассасывать домашнее масло.