Андрей Орлов - Сибирь 2028. Армагеддон

– Да жива моя доченька, жива, Алеша, не выжила я пока из ума, – вздохнула Александра Васильевна, легко прочитав мои мысли. – И сама живу на свете лишь благодаря ей, кормилице. Вот только волнуюсь сильно за Оленьку… – Она опасливо покосилась на потолок. – Она ушла примерно полтора часа назад – добыть какой-нибудь еды. – И объяснила, перехватив мой недоуменный взгляд: – Ее не удержать, Алеша, это какой-то огонь. Оленька резкая, ловкая, смелая, умеет стрелять из арбалета. Не усмехайся, так и есть, она умеет за себя постоять. Ума не приложу, что бы я делала без этой бой-бабы. Она нашла для нас это жилище, в которое проберется не всякий желающий с улицы, всё тут обставила, ежедневно выходит на охоту – ну, это она так со смехом называет свой промысел. Постоянно что-нибудь приносит. В последнее время я даже волноваться за нее перестала, она всегда выпутывается из неприятностей. А вот сегодня немного не по себе. – Женщина нервно передернула плечами: – Даже не знаю, где она сейчас… Сработала система оповещения, я побежала к лазу, чтобы помочь ей забраться – а ее там не было, зато наверху стреляли, были взрывы, а когда я высунулась, то увидела тебя с автоматом. Я сразу узнала тебя, Алешенька. Но за компьютером ты смотрелся лучше, чем с этим автоматом…

– А главное, мужественнее, – усмехнулся я. – Не сомневаюсь, Александра Васильевна, что вы меня сразу узнали. Ведь я ни капельки не изменился. И все такой же ядовитый и циничный. Я, кажется, смутно вспоминаю, что у вас действительно была дочь… Она ведь была моложе нас, нет?

– На два года, – подтвердила учительница. – Но когда твои ровесники – отнюдь не ты – еще прогуливали пары в высших учебных заведениях, моя Оленька уже имела диплом об окончании педагогического университета. Во-первых, она в школу пошла на год раньше, а во-вторых, ограничилась четырьмя годами учебы, получив степень бакалавра. И даже успела почти год проработать педагогом в системе дополнительного образования.

– То есть с мелочью детсадовской, – уточнил я. – А теперь по всем законам матриархата бегает по городу с арбалетом и добывает еду.

– Сама в шоке, – улыбнулась Александра Васильевна. – Но Оленька оказалась именно такой, ее не переделать. Я действительно начинаю за девочку сильно беспокоиться… – Женщина нервно потерла ладошки. А я задумался – если этой сомнительной амазонке уже тридцать три, то по меркам нашего времени она обязана выглядеть на пятьдесят пять…

Я выразил уверенность, что с «девочкой» ничего не случится, раз она такая опытная и проворная. А Александра Васильевна, чтобы заглушить волнение, стала повествовать о своей жизни. День Города, как и все нормальные люди, она отмечала в своем дачном обществе, вприсядку на грядках. Рядом изнывала дочь, которую она растила без мужа. Дальше в тумане – гул, треск, выплеснулись земные потроха… Они бежали в панике, спасаясь от идущей по пятам «дрожи земли», в которой пропадали дома, вылизанные огородики. А потом, когда все успокоилось, бродили, рыдая, по развалинам, искали свои вещи, помогали вытаскивать людей из-под завалов. В город отправились пешком. Потом были долгие скитания по городским колониям (включая бывшую колонию общего режима), по тоннелям метро, в технических помещениях которого было проще переносить зимний холод. Бесконечные вереницы добрых людей, злых людей… Несколько лет они прожили в той самой колонии на берегу Оби, о которой мне сегодня уже рассказывали. Потом бежали, когда явились «мытари» с фашистской атрибутикой и планами строительства на «обломках самодержавия» нового тысячелетнего рейха. Два месяца уже они с дочерью обитают в этом подземелье в самом центре Ленинского района. Здесь очень опасно. Рыщут зараженные, временами налетают голодные людоеды, на улицу без крайней нужды лучше не соваться. Но куда еще идти, если повсюду такая обстановка? Добраться до города Оби они не в состоянии, а если даже доберутся, то Александра Васильевна «конкурс» провалит, не нужны республике бесполезные рты, а Оленька без нее все равно никуда не пойдет…

– Я слышал, в Снегирях тоже неплохо живут, – забросил я удочку.

– Я тоже об этом слышала, – кивнула женщина. – Там как-то своеобразно, со спецификой… я точно не знаю, но слухи ходили, что в Снегирях живут люди. Это очень далеко, Алешенька. – Женщина невесело улыбнулась, множа морщинки в уголках губ. – Городок наш разделяет река, как известно. Очень разные у нее берега, а мосты давно развели. А в центре, говорят, сейчас такое творится, что просто батюшки-светы… А ты не иначе в Снегири собрался за своей подружкой?

– Собрался, – машинально кивнул я. И задумался над ее последними словами. Они прозвучали как-то странно: – За какой подружкой, Александра Васильевна?

– У тебя в последние годы была единственная подружка – ты вроде жениться на ней собирался, – пожала плечами учительница. – Черненькая такая, Мариной ее звали, если не ошибаюсь.

Сухо стало в горле.

– Александра Васильевна… – я откашлялся, – я не могу никуда отправиться за своей подружкой… Марина погибла, она осталась под завалами нашего дома – в тот самый день, когда все случилось…

– Неужели? – удивилась женщина. Немного помедлила, как-то странно посмотрела в мои стекленеющие глаза. – Ну что ж, Алешенька, в таком случае, у меня для тебя имеется неплохая новость. Твоя Марина не погибла под завалами. Не знаю, как сейчас, но три года назад она была жива, неплохо выглядела и хорошо себя чувствовала…

Я смотрел на свою учительницу с нарастающим ужасом. Во рту царила пустыня Сахара. Сердце бешено завелось, потом вдруг встало, потом опять завелось! О чем она говорит, разве можно шутить такими вещами?! Задрожали руки, которыми я безуспешно пытался взять фляжку, чтобы донести до рта. Зубы стучали о металл, жидкость в горло не проливалась.

– Вы шутите, Александра Васильевна… – прошептал я, пережив попытку захлебнуться. – Этого просто не может быть… Вы, наверное, ошиблись, видели другую женщину и приняли ее за Марину…

– Спокойно, мальчик, спокойно. – Она положила руку на мои дрожащие пальцы – как бы успокоила. И продолжала говорить тихим вкрадчивым голосом: – Я не сумасшедшая, Алешенька, и память на лица, и не только на лица, у меня фотографическая. Помнишь, мы столкнулись с тобой на Центральном рынке весной две тысячи шестнадцатого года? Ты был со своей брюнеткой, а я была одна. Мы стояли у прилавка с фруктами, и ты до последнего делал вид, будто меня не узнаешь. А когда притворяться дальше стало просто неприлично, ты изумился, заулыбался. Представил свою девушку, сказал, что скоро вы поженитесь… У тебя ведь не было второй брюнетки-невесты?

– Это была Марина… – прохрипел я. – Помню что-то такое… Продолжайте, Александра Васильевна, не останавливайтесь…