Андрей Орлов - Сибирь 2028. Армагеддон

– Алексей… Алексей… Ползи сюда, скорее… – Я покосился через плечо и обнаружил, что из скрытого лаза под кирпичным фундаментом проступает человеческая голова! Это была пожилая женщина в шерстяном платочке с очень морщинистым лицом. Сердце бешено забилось. Как-то не было времени выяснять, откуда она меня знает, я схватился за спасительную соломинку, пополз к фундаменту. Она отступила, и я протиснулся в узкое отверстие, куда-то покатился в темноте. А она, привстав на цыпочки, маскировала лаз, сдвигая огрызок бетонной плиты. Я пришел ей на помощь, деликатно отстранил, схватился за плиту, лежащую снаружи, поволок… Возможно, снаружи этот лаз и не бросался в глаза. Но где гарантия, что, обнаружив пустые развалины, людоеды в сердцах не разберут их по камешку?

Облегчение нахлынуло, закружилась голова. Побегаем еще. Сколько лет я играл в азартные игры со смертью, когда-нибудь точно доиграюсь! Я хотел задать резонный вопрос этой доброй самаритянке, но она пробормотала, чтобы я шел за ней, и пошла вперед, держа перед собой фонарик. Я покорно тащился следом, разглядывая ее низенькую сутулую фигурку, и какие-то мысли заскребли в голове. Одна из них прочно зацепилась и стала вызывать сначала удивление, потом обеспокоенность, потом что-то вроде смущения…

Внутреннее убранство «овощегноилища» пострадало умеренно. Мы брели вдоль кабинок, испускающих умопомрачительный аромат, петляли по темным лабиринтам. Перетекли из одного блока в соседний. Потом через пролом в стене попали внутрь автомобильной парковки, где узкие пятачки для машин были разграничены символическими загородками. Здесь до сих пор стояли машины, давно утратившие способность передвигаться. В отдельных автомобилях шевелились тела (даже здесь жили люди!). Мы не стали останавливаться, и я уже отчаялся запомнить обратную дорогу. Снова перелезали через проломы, потом была железная дверь, которую женщина отперла ключом (!), вновь отсыревшие подвалы. И наконец, сухое низкое помещение. Заплесневелый котел, хитроумные гидравлические агрегаты, переплетения труб переменного диаметра, обмотанных стекловатой. Помещение выглядело обжитым! Не «Хилтон», конечно, и даже не мой самолет (мир его памяти), но весьма уютно. Ободранные ковры на полу, столик на низких ножках, пара табуреток, в углу подобие кухонного шкафа с тусклой посудой. В левом углу стояли несколько сбитых вручную кроватей, я разглядел там свечи, раскрытую книгу, лежащую обложкой вверх! Растерянно покосившись вправо, я обнаружил шкаф, забитый разноцветной книжной продукцией!

Помимо пожилой женщины, здесь жили еще несколько человек. Особой разговорчивостью они не отличались. К моменту нашего прихода один из них торопливо заливал водой из ковша потрескивающие доски в печи – видно, боялся, что дым, выходящий наружу, привлечет внимание охотников. Лучше бы он не оглядывался – меня чуть не вырвало. Я дружелюбно улыбнулся. Обладатель головы, похожей на сосновую шишку, сухо кивнул, оглядел меня с подозрением и побрел, переваливаясь, как медведь, в угол помещения, где на кровати кашляла женщина, укутанная в покрывала.

А та, что привела меня в уютный уголок, сняла платок, повесив его на плечи, и печально улыбнулась. Ее голова была полностью седая.

– Присаживайся, Алешенька, в ногах правды нет, чувствуй себя, как дома.

– Ну, я так и знал, Александра Васильевна, что это вы, – пробормотал я убитым голосом. – Шел за вами и чувствовал. Не могу избавиться от ощущения, что вы и здесь вызовете меня к доске и влепите жирный кол.

Женщина засмеялась и сказала странную вещь:

– Я очень рада, Алексей, что ты ни капельки не изменился.

Это я-то не изменился?! – чуть не возопил я. Но вместо этого обнял ее, прижал к себе, поблагодарил за чудесное спасение и почувствовал, что сейчас расплачусь…

Наверху творились безобразия, людоеды хватали людей, лилась кровь мутантов, а в подземелье было тихо и спокойно. «Сюда не придут, Алеша, этот подвал глубоко упрятан, – грустно сказала Александра Васильевна. – Не суетись, мы ничем не можем им помочь». По случаю удивительной встречи я произвел из рюкзака две банки тушенки, что-то вяленое и задубевшее, а также остатки коньяка, слитые в плоскую фляжку. С продуктами в доме было напряженно, поэтому весь груз гостеприимства пришлось взвалить на себя. Я ломал задубевшие корки ржаного хлеба (его пекут в Зоне Безопасности из «стратегических» запасов муки), разливал коньяк в алюминиевые кружки. А Александра Васильевна Черушина – моя бывшая классная руководительница и по совместительству учитель математики – смотрела на меня с затаенной улыбкой, подперев морщинистый подбородок костлявым кулачком, и с нарочитым укором покачивала головой. Она чудовищно постарела, но, по счастью, оставалась обыкновенной женщиной. Мутанты в углу заволновались при виде «изобилия» на столе, но врожденная скромность и стеснительность не позволяли им навязываться. Я позвал их, они отказались. Александра Васильевна отнесла им в угол банку, вернулась с пустыми руками.

– Эх, голодуха двадцать первого века, – вздохнула она печально. – Кто же знал, что так обернется. Ждали конца света в 2012 году, а он случился через четыре года, о чем майя в своих календарях тактично умолчали… Эти двое несколько лет назад пришли пешком из Академгородка, – понизив голос, прошептала она. – Хорошие люди. Чего только не натерпелись в дороге. Павел Романович был старшим научным сотрудником в институте химической биологии и фундаментальной медицины, исследовал ферменты метаболизма нуклеиновых кислот. А его супруга Елизавета Викторовна заведовала администрацией Дома Ученых… – Она укоризненно посмотрела, как я выпиваю залпом свою дозу (уж точно заслужил), сама лишь чуток пригубила. – Эх, Алешенька, я помню, как ты был инициатором грандиозной выпивки на выпускном…

– Это был не я, Александра Васильевна, – смутился я. – А ваш возлюбленный Соловьев, которому вы за все годы ни одной двойки не поставили. Он, кстати, обманул вас дважды – вместо того, чтобы податься в НГУ на математику, поступил в медицинский, окончил его с отличием… Хотя стоит ли воздух трясти, я никогда не был вашим любимчиком.

– Я тоже не была твоей любимой учительницей, – улыбнулась женщина. – Но с сегодняшнего дня, Алексей, ближе тебя и дочери у меня никого нет. Вот смотрю на тебя, и вся жизнь до окаянного года встает перед глазами… Боже, ты и впрямь совсем не изменился, даже бороду не отрастил… Ты же не собираешься покинуть свою нелюбимую учительницу, как только выпьешь весь коньяк? – Она настороженно уставилась мне в глаза.

Вообще-то я собирался – она это поняла по глазам.

– А вот про дочь, пожалуйста, поподробнее, Александра Васильевна, – решил я сменить тему. – В этой комнате ее нет… – Я смутился, исподлобья глянул на свою учительницу. Я знал таких людей, выживших из ума, считавших, что их мертвые дети до сих пор находятся с ними. Причем со стороны эти люди казались вполне вменяемыми.