Василий Гавриленко - Теплая Птица (отредактированный вариант с альтернативной концовкой)

стоял Harley&Davidson.

-Ау, девушка. Так кто хозяин «Мустанга»?

Он засмеялся бархатным смехом уверенного в завтрашнем дне человека.

Ровные зубы белее снега, почему-то заставили меня вспомнить мамин

фарфоровый сервиз, который она берегла как зеницу ока.

-Хозяина здесь нет, - сказала я, краснея (перед этим человеком мне было

стыдно стоять в бикини). – Но у меня есть его телефон, вы можете позвонить…

-Позвонить? Пожалуй, не стоит. Я куплю себе другой «Мустанг».

«Еще бы – чтобы он сам стал кому-то звонить!»

Он не уходил. Просто стоял и смотрел на меня, заставляя мое лицо пылать.

«Папарацци» с мобильными телефонами – сущие ангелы по сравнению с этим

рентгеновским взглядом. Мне показалось, что этот человек видит меня насквозь,

знает все обо мне. Тоскливое изюминское детство, школу, где только и разговоров

– «вот закончу, и уеду отсюда». Робкий - первый и последний - поцелуй с

одноклассником Вовкой на выпускном вечере, истерику матери, не желавшей

отпускать единственного ребенка в «порочную Москву», проваленные экзамены,

мошенническая работа в «Чистой Жизни».

Он спросил, как меня зовут. Я ответила.

-Игорь Матвеич, - представился он.

Игорь Матвеич… «Папик» - пришло на ум часто употребляемое Ольгой

словечко. Интересно, а Игорь Матвеич знает, что он – папик?

Он задал вопрос, нравится ли мне работать на «АвтоЛэнде», - я честно

ответила, что нет.

Игорь Матвеич помолчал, а потом вдруг сказал:

-Марина, ты не хочешь прокатиться со мной?

Внешне это выглядело легко и непринужденно, в полном соответствии с

имиджем волка ночи, но все же я уловила в его голосе едва ощутимое, - нет, не

дрожь, - колыханье.

Мгновение раздумья… Чего в нем было больше: страха (молодым

девушкам не следует куда-то ехать с незнакомым мужчиной), брезгливости

(несмотря на лоск богатства, Игорь Матвеич был стариком , и зубы у него были

фарфоровые ), совестливости (все-таки, я была на работе)? Не знаю…

-Но мне нужно одеться… - проговорила я.

-Конечно, - засмеялся он. – Я подожду.

«Харлей» несся по вечернему шоссе, обгоняя автомобили. Сама скорость,

воплотившаяся в ветре, неслась навстречу мне, волосы развевались, хлестали по

щекам. Я вцепилась в спину Игоря Матвеича – от его куртки струился едва

уловимый аромат кожи, очень приятный. Радость, неуемное веселье переполняло

грудь так, что хотелось кричать. И я кричала.

-Йехууу!

Это была свобода, это был кайф, это была жизнь!

Впереди показался красный хвост пробки. Машины стояли намертво, их

водители проклинали на чем свет стоит черта, бога и мэра города. Но скоро их

внимание переключилось на «Харлея», ловко вальсирующего между стоящими

автомобилями, - мощный двигатель, низко сидящий байкер, девушка с

развевающимися волосами. И мне хотелось думать, вернее, я была уверена, что

это так, - вся пробка забыла о черте и мэре, и дружно принялась завидовать

волку ночи.

Затем, свернув по указателю «Рублево-Успенское шоссе», мы ели

гамбургеры в придорожном кафе, запивая их «натурино» - дорогущим

газированным напитком с натуральным соком и кусочками винограда и персика.

Заскочить в кафешку - эта идея пришла в голову мне - Игорь Матвеич

поддержал ее, но без энтузиазма. И гамбургер он ел осторожно, словно опасаясь

проглотить таракана.

Мы вышли из кафе, когда на небе зажглись первые звезды.

-Обожаю ездить по ночам, - крикнул Игорь Матвеич, повернув голову. –

Жаль только, что мы уже приехали.

«Харлей» замер у ворот высоченного забора из красного кирпича,

напоминающего кремлевскую стену. Игорь Матвеич посигналил, и ворота

отворились. Мы въехали во двор.

Замок с зубчатыми башнями темнел на фоне вечернего неба. Свет горел

лишь в одном из многочисленных окон. Мощеные дорожки бежали туда-сюда

вдоль клумб и статуй, теряясь в саду, светящемся китайскими фонариками. В

квадратном бассейне шевелилась темная вода, тени от нескольких лежаков были

длинны и изогнуты.

-Как прокатализь, Игой Матвеись?

Желтолицый пожилой мужчина с узкими щелочками глаз приблизился к

нам.

-Хорошо, Кейзуке. Лови!

Игорь Матвеич бросил ключи от «Харлея». Слуга их ловко поймал и

захихикал: «Кхи-кхи-кхи».

-Пойдем, Марина.

Мы двинулись по дорожке к дому.

-Кейзуке – японец? – шепнула я.

-Самый настоящий.

Вдруг Игорь Матвеич приостановился и … хлопнул в ладоши. Фонари – по

цепочке, один за другим, - стали вспыхивать перед нами, освещая ту или иную

часть двора. Черно-белый мир окрасился во все цвета радуги, приобрел плоть и

кровь! Голубая вода бассейна, зелень коротко постриженного газона, красные и

белые розы на клумбах, белизна и элегантные изгибы статуй, четкие линейки

дорожек, трогательная косолапость декоративных карликовых деревьев - все это

бросилось мне в глаза, через них просочилось в мозг, материализовало душу.

Мы вошли в дом, и то же самое: душа обрастает плотью, жажда остаться

здесь, среди золоченых статуй, огромных картин, мягкой мебели, стеллажей со

старинными книгами, кактусов и пальм в изумительных кадушках, плазменных

панелей и стерео колонок, искусно маскирующихся «под старину», столь сильна,

что дрожит сердце.

Навстречу спешила чернокожая женщина, - плотная, как ствол баобаба.

«Жена Кейзуке, - шепнул мне на ухо хозяин дома. – Она эфиопка».

-Мамаду, ужин подашь в гостиную.

-Хорошо, Игорь Матвеич.

Эфиопка говорила по-русски гораздо лучше своего мужа; голос у нее был

грудной и какой-то … уютный, заставляющий думать о горячих пирожках со

сливовым повидлом, о теплой постели. Глядя на Мамаду, я вспомнила свою мать,

любившую бразильские сериалы - почти в каждом из них есть вот такая же

толстуха-негритянка, - Сильвинья, Лусинда либо Бебетта, верно и безропотно

служащая своим хозяевам. Никогда не думала, что встречу бебетту в Москве!

Мы сидели в темной гостиной. За окном виднелась автодорога,

испещренная желтыми и красными огоньками, кусочек леса, а еще дальше

сверкали многоэтажки.

На круглом столике стоял канделябр – бронзовые ангелочки держат в руках

свечи. Воск падал на шелковую скатерть. Игорь Матвеич, сменивший байкерскую

куртку на просторный свитер с вышитыми на груди снежинками, задумчиво

смотрел на меня, смущенно ковыряющую ложечкой пирожное - тирамису. Ни о

чем не спрашивал, точно и вправду все знал обо мне, либо я ему нисколько не

была интересна.

В приглушенном свете Игорь Матвеич показался мне совсем старым …

Быть может, виноват этот удобный свитер, дурацкие снежинки.

-Игорь Матвеич, сколько вам лет?