Василий Гавриленко - Теплая Птица (отредактированный вариант с альтернативной концовкой)

собой.

-Что это?

-Это продукция нашей компании. «Чистая Жизнь», бальзам долголетия.

Очищает кожу, избавляет от кругов под глазами.

-Но…

-Так же им можно пользоваться, как шампунем. Волосы становятся

шелковистыми, блестящими.

-Но мне нужна работа, а не шампунь.

-Кирилл, - с выражением страдальческого терпения сказала я. – В нашей

компании все сотрудники покупали бальзам перед собеседованием с

начальством. И я покупала, и вот Илана Олеговна. Все.

-Хорошо, - он неожиданно решился. – Сколько это стоит?

-Три тысячи рублей. В этой упаковке десять бутылочек.

Кирилл достал кошелек: мое сердце сжалось. Это был точь-в-точь кошелек

моей матери. Кожаный, потрепанный, с вдавленным гербом: серп и молот.

Изнутри, - я это точно знала, - маленькая этикетка: «Фабрика кожевенных изделий

«Марксист». Сделано в СССР».

«Что же я делаю?! – молния, всполох. – Кого же я обманываю?»

Но совесть – это всего лишь мгновенье.

Легли на стол три синие бумажки.

-Через три дня мы позвоним вам, - сказала я, накрывая деньги ладошкой.

-Я могу идти? – спросил Кирилл, пряча кошелек.

-Да, конечно.

Он поднялся.

Уже у самой двери Кирилл обернулся:

-До свиданья, Марина.

Улыбнувшись ему, я кивнула. Кирилл скрылся за дверью. Теперь - в

студенческое общежитие или к своей тете-москвичке, попрекающей за каждый

прожитый у нее день, с пустым кошельком, с упаковкой «Чистой Жизни», с

надеждой – через три дня позвонят и все изменится.

-Однако, у тебя талант, - сказала Илана, принимая у меня деньги. – Почти

без подготовки, с листа, «уломать»… Немногим это удавалось.

Илана хвалила меня, но глаза ее были грустны.

Я проработала в «Чистой Жизни» ровно год, - до того августовского дня,

когда в моей жизни появился Он. К тому времени я стала одним из лучших

«менеджеров» компании, Ирина Мухамедовна хвалила меня, ставя в пример

другим «гербалайфщикам»; лица «клиентов» слились в единый поток, я

улыбалась, поправляла платье на груди, принимала деньги за бальзам, - все

автоматически, бездумно. Я стала профессионалом.

Почему-то Илана отдалилась от меня (не иначе, она позавидовала моему

успеху), но я недолго горевала. В квартирке в Свиблово я сблизилась с Ольгой,

бесшабашной и веселой девицей, мы ходили с ней в кино, даже пару раз были в

ресторане.

У Ольги была мания – подцепить богатенького папика.

-Гербалайф не вечен, Марина, - говорила она, когда мы под руку шагали по

вечерней Тверской. – В конце концов, нашу шарашкину контору прикроют.

Сколько веревочке не виться… Ну, ты понимаешь. И тогда придется убираться из

Свиблово, а найти новую работу, новую квартиру? Большой вопрос… Я,

например, скорее брошусь в реку, чем вернусь обратно в Мухосранск. Жить среди

быдла, когда ты видела все это…

Ольга окидывала взглядом красиво подведенных глаз улицу, сверкающую

огнями.

-Оль, ну почему сразу «быдла»? - слабо протестовала я.

-А что, в твоем Урюпинске не одно пьяное быдло?

За пределами МКАД для Ольги, кажется, существовали лишь два города –

Мухосранск и Урюпинск, оттого с ней совершенно невозможно было спорить.

-Марин, нужно во что бы то ни стало зацепиться в Москве. Понимаешь, во-

что-бы-то-ни-ста-ло! И самый лучший способ это …

-Подцепить богатого папика.

-Умничка, уразумела.

Как именно Ольга пыталась подцепить папика, я видеть не могла. Охота, по

выражению моей подруги, это дело сугубо индивидуальное, свидетели и

сочувствующие здесь ни к чему.

Вечером каждой пятницы Ольга надевала длинное бордовое платье

(«цвета страсти» - по ироничному выражению Иланы), небрежно накидывала на

плечи короткую норковую шубку (пять лет экономии) и выпархивала из квартиры в

ждущее у парадного такси. Она возвращалась в два, а то и три часа ночи, всегда

навеселе. Не снимая шубы, гремела крышками сковородок в поисках

завалявшейся котлетки и, не раздеваясь, валилась на свою кровать, не обращая

ни малейшего вниманья на ворчанье потревоженных Иланы и Жанны.

Наутро Жанна непременно спрашивала:

-Олька, подцепила папика?

В ответ звучало крепкое словцо, смысл которого сводился к следующему:

«Если б подцепила, в эту дыру, к вам не вернулась бы».

Я с юмором относилась к Ольгиным поискам, но так получилось, что папика

нашла себе именно я. Вернее, Он сам меня нашел.

Это был один из тех дней, что случаются лишь в конце августа: еще зелено

и пыльно, но солнечный ветер уже пахнет осенью. Впрочем, здесь почувствовать

запах осени было сложно: на громадной площадке (кажется, раньше это был

аэродром) расположились сотни, тысячи автомобилей. БМВ, Мерседесы,

Линкольны, Феррари, Доджи… Все, какие только существуют на свете, марки и

модели; новенькие и потрепанные, с аэрографией и без, всех возможных

расцветок. Рев моторов, взрывы петард, восторженные крики людей сливались

для меня в бензиновую какофонию. Я жалела, что согласилась поработать на

ежегодной выставке «АвтоЛэнд» и мысленно ругала Жанку, по чьей

рекомендации я здесь и очутилась. Работа заключалась в том, что, одетая в

бикини, я должна была привлекать внимание посетителей выставки к синему

«Мустангу» 64 года выпуска. Однако, как я успела заметить, посетителей

выставки больше занимали мои «буфера», нежели рифленый буфер раритетного

автомобиля. Парни и взрослые мужики дружно снимали меня на любительские

фотоаппараты и камеры мобильников - я злилась, но ничего поделать не могла.

С запахом бензина и назойливыми «папарацци» меня мирило солнце: кожу

прямо на глазах покрывал бронзовеющий загар. Я никогда не бывала на море:

бикини в новинку для меня, так же как и использование лосьона для загара,

который мне дала Жанна. Время от времени я заскакивала в палатку,

установленную за «Мустангом» и натирала руки, ноги, грудь прозрачным

молочком, приятно холодящим кожу.

В один из таких «заскоков», я услыхала:

-Эй, на палубе! Кто хозяин «Мустанга»?

Отставив в сторону бутылочку с лосьоном, я вылезла из палатки и увидела

Его.

Аккуратный ежик седых волос зрительно увеличивал и без того высокий

лоб, умные, другого слова не подберешь, слегка голубоватые глаза, смотрели на

меня внимательно и чуть-чуть насмешливо. На вид ему было не меньше

пятидесяти лет, но своей лощеностью он был красив. Крепкое, - с едва заметным

намеком на брюшко, - тело, плотно облегала короткая байкерская куртка с ярко-

красной надписью на груди «the night’s wolf»; узкие джинсы небрежно заправлены

в голенища дорогих ковбойских сапог. За спиной «волка ночи», как и положено,