Владимир Брайт - Москва никогда

Руки, ноги, голова у здорового двадцатишестилетнего парня были. И он не жаловался чиновникам, понимая, что толку не будет. Вместо этого ушел с завода, подавшись в дальнобойщики. Полтора года как проклятый мотался по всей стране, чтобы на честно заработанные деньги купить однокомнатную квартиру в панельной «хрущевке» на окраине, наконец-то завести ребенка и зажить, как человек, а не беженец неизвестно какой войны, прозябающий в ветхих трущобах.

Оставалось совсем немного. Каких-то жалких полгода. Только терпение неба иссякло чуть раньше, и все кончилось…

Приехал из рейса уставший водила к любимой жене, а ее уже нет. Два дня назад, аккурат под утро, когда самый сон, проводку замкнуло. Трухлявая лачуга вспыхнула, как спичка. С первого этажа полусонные жильцы еще кое-как сумели спастись, а второй задохнулся в дыму. Погибло шесть человек. И среди них его Люба, Любонька, Любаша…

Вот такая история вышла. С печальным концом и злым эпилогом. Прямо как в лучших традициях индустриально-бесправного посткиберпанка.

Не поехал убитый горем муж на опознание в морг. Не нашел в себе сил и мужества посмотреть, во что человеческая алчность и равнодушие превратили его молодую супругу. Вместо этого « закатился на шопинг» . Кажется, так сие радостное мероприятие называется у жен высоких начальников, чьи дети и любовницы по заграницам разъезжают, спуская на ветер за раз столько денег, сколько нормальному человеку за всю жизнь не заработать, как ни старайся?

А чтобы продавцов и покупателей глазами своими почерневшими от горя и бешенства не испугать, надел очки солнцезащитные. И сжал зубы так крепко, что скулы свело, превратив лицо в застывшую маску, в точности как у манекена бездушного. Куклы бесправной, пластмассовой, у которой из груди сердце живое выдрали, на помойку грязную за полной ненадобностью вышвырнув. После чего в витрину магазина засунули, мол, «Каждый сверчок знай свой шесток».

Знать-то все знают, но даже у самых покорных сверчков иногда «затмения» случаются. Коротит мозг жаркая искра, превращая букашек никчемных в убийц равнодушных, и тогда на их пути лучше не вставать. Ни правым, ни виноватым.

Вообще никому…

Перво-наперво супруг безутешный приоделся, купив солидный костюм. Взял галстук под стать, рубашку белоснежную и ботинки лакированные. Затем приобрел кожаную сумку, добротную и вместительную. Затарился двумя бутылками самой дорогой водки. Напоследок зашел в магазин промышленных товаров, укомплектовавшись топором, пилой и садовыми ножницами. Инструмент дополнительный ( пилу и ножницы ) на всякий случай взял, чтобы подозрений не вызывать. Мало ли что. Как говорится: «Береженого – Бог бережет».

Принарядившись и закупившись, стал ни дать ни взять джентльменом, собравшимся на пикник, чтобы в культурно расслабленной обстановке досуг на природе провести. Жаль, не доехал. Вспомнив о деле, свернул к красивому зданию, где городские начальники высокие заседают, о благоденствии народа заботясь, и…

Понеслась душа в ад.

С важным видом квелого охранника миновал, не вызвав подозрений. Правду народ говорит, что встречают у нас по одежке, а на ум в последнюю очередь внимание обращают. Зашел в чистый пустой туалет. Полбутылки водки залпом выпил, оставшееся аккуратно поставил на подоконник – не пропадать же добру. Может, кому еще пригодится? Промокнул бумажной салфеткой выступившую на лбу испарину, снял ненужные больше очки. Не торопясь вытащил из сумки топор, придирчиво осмотрел лезвие – хорошо ли заточено? И убедившись, что с ним все в порядке, отправился справедливость искать безвозвратно утерянную, да за Любу, Любоньку, Любашу мстить беспощадно…

Подробности «забоя» нормальному человеку знать не надобно, ненормальному – тем более. В общих чертах все прошло как по маслу. Без сучка и задоринки. Аккурат шестерых голубчиков зарубил, как планировал. По одному за каждого погибшего жильца из злосчастного барака с улицы Рахметьевской, 26 Б.

Для начала разделался с главным боровом, затем порешил недостающую пятерку толстомордых, раскормленных хряков. Свиноматок подстилочных не тронул – не воюют нормальные мужики с бабами. Когда все закончилось, не обращая внимания на визги и панику, вытащил из сумки бутылку непочатой водки, бросил орудие убийства рядом с последним трупом и беспрепятственно вышел на улицу…

Седой двадцатишестилетний джентльмен в забрызганном кровью костюме сидел на ступеньках солидного учреждения и, словно последний алкаш, глушил из горла водку, совсем не пьянея. Ему было некуда торопиться. Впереди «светил» громкий судебный процесс, пожизненный срок (« вышку» снова введут лишь через три года в 2019-м) , восемнадцать лет зоны с ее волчьими законами, прозвище Магадан, крушение привычного мира, нашествие диких тварей и год работы водителем-механиком в мобильном подразделении Флинта.

Много воды утекло с тех памятных пор. Так много, что не сосчитать. Жизнь кромсала, ломала и кидала его из стороны в сторону. Но ни тогда, на крыльце, ни – тем более – после ни о чем не жалел сухопарый сорокашестилетний зек с лицом и глазами древнего старика.

Ни о чем кроме одного.

Что они с Любой, Любонькой, Любашей так и не успели сына родить…

21.45 по восточноевропейскому времени

Шахматные фигуры спокойно лежат в коробке лишь до тех пор, пока их не вытащат, чтобы расставить на доске. После чего начинается битва не на жизнь, а на смерть. Где есть лишь две стороны – своя и чужая, и ни о каких компромиссах речь уже не идет. Все предельно ясно: не убиваешь ты – убивают тебя.

Без понятия, какими фигурами были мы: белыми, серыми, черными или красными. И, по большому счету, не хочу знать. Мне вполне достаточно того, что однажды я выбрал сторону, встав под знамена Карпа. После чего уже никогда не менял короля.

Да, он был несовершенен, как и все люди. Порой ошибался, действуя с позиции личных интересов. Но солдаты, присягнувшие на верность отчизне, не рассуждают, что хорошо или плохо. Родина вырастила их, выучила и воспитала, сделав людьми. После чего послала защищать свои рубежи либо расширять их за счет других государств. Неважно, какими мотивами было продиктовано это решение. Основная задача воина – с честью выполнить свой долг. Остальное вторично.

Карпин был для меня чем-то наподобие Родины, которой остаешься предан, несмотря ни на что. Поэтому я слепо шел за ним, а Морж и команда следовали за мной.

По крайней мере, так было до тех пор, пока очередная интрига хитроумного комбинатора не сокрушила основы основ, поколебав мою веру в человека, большую часть своей сознательной жизни почитаемого мною, как отца…