Роман Глушков - Кровавые берега

– Даже не знаю, что на сей счет и думать… – Я растерялся. Затронутая Тамбурини тема сбила меня с панталыку. Требовалось что-то ему ответить, как-то его подбодрить… Только я понятия не имел, как, поскольку мне на ум не приходило ничего вразумительного. – То, о чем ты толкуешь, вряд ли мне знакомо, ведь я никогда не бывал на твоем месте. Каждый раз, когда я шел навстречу гибели – сознательно или нет, – я не ставил перед собой задачу умереть. Напротив, всячески старался выжить и отыскать путь к спасению. И сегодня буду заниматься тем же. Хочешь знать, о чем я размышлял до твоего прихода? Терзался трусливыми, малодушными мыслями. Тешил себя надеждой, что все окажется проще, чем мы думаем. Что нам удастся сбросить контейнер прежде, чем Вседержители поднимут тревогу и дадут отпор. Что потом нам повезет унести ноги, получить амнистию, вернуться в Атлантику, вновь заняться любимым делом и безбедно дожить до старости. Еще я постоянно думаю о том, как после твоей смерти меня будет мучить совесть, и не хочу, чтобы эта мысль превратилась в навязчивую. Но худшее из моих последних раздумий не это. Самая постыдная мысль, на какой я себя все время ловлю: а ведь мне по большому счету начхать, спасешь ты мир или нет. Ты погибнешь, и все твои мучения закончатся. А нам – если, конечно, мы доживем до завтра, – или придется расхлебывать заваренную тобой кашу, или возвращаться несолоно хлебавши, думая о том, что все было напрасно, и что у наших детей действительно нет будущего. Одно не больно-то приятнее второго. И в глубине души я чертовски зол на тебя, парень. На тебя и на весь ваш проклятый орден табуитов, с которым нас угораздило связаться. Вы перевернули мой привычный мир, не спросив меня о том, готов ли я к такому потрясению и понравится ли оно мне. Я помогаю вам лишь потому, что увяз в этом дерьме по самые уши, а вовсе не по велению сердца или какого-то дурацкого чувства долга перед человечеством… Только без обид, ладно? В конце концов, ты тоже впутался во все это не сам, а по прихоти своего отца. Он наставил тебя на этот жизненный путь. Превратил сына в оружие возмездия и закрыл перед тобой прочие дороги, по каким ты мог пойти по жизни, минуя войны, кровь и самопожертвование.

«Вот и подбодрил… Разумеется, ничего такого я поначалу не собирался говорить вслух, а тем более Дарио. Но его откровенность оказалась заразительна, а моя только и ждала момента, чтобы выплеснуться из меня наружу».

– Что ж, вы достаточно честны со мной, шкипер Проныра. – Тамбурини, однако, не обиделся на мою прямоту. Или, по крайней мере, не подал виду, что обижен. – Так честны, как может быть честен один товарищ с другим. И этот ваш ответ – лучший из всех, какие вы могли мне сейчас дать. Спасибо вам за все. Я никогда не сомневался, что вы – настоящие друзья, пусть вам и пришлось из-за меня настрадаться. Но если благодаря мне вы успеете на своем веку увидеть на Земле Чистое Пламя и погреться возле него, обещайте, что перестанете держать на меня обиду. Идет?

– По рукам! – ответил я, все еще ощущая неловкость от того, что сморозил глупость. – За кусок хорошо прожаренного мяса – такого, каким твой отец угощал нас в храме Чистого Пламени, – я буду во всеуслышание объявлять тебя святым в каждом городе, где только ни окажусь. Поэтому ты уж постарайся там, в Жерле, чтобы твои друзья хотя бы под старость лет поели вдоволь нормальную пищу…

Неизвестно, как долго мы еще проживем, но этот парень встречал последний рассвет в своей жизни. И эта мрачная уверенность в собственном будущем придавала ему спокойствия. Я не соврал: сейчас я действительно ему завидовал. Потому что трудно было найти в это утро на этом берегу человека счастливее Дарио Тамбурини…

Возможно, он хотел еще о чем-то со мной поговорить, но нас прервали громкие звуки горнов. Это сигнальщики развернувшейся еще с вечера в боевой порядок эскадры трубили побудку, а значит, время разговоров закончилось. Предстояло от слов переходить к делу и доказывать, прав был орден табуитов или же он веками гонялся за химерой.

Начинался новый день, и чем он завершится, не ведал никто: ни люди, ни Вседержители. Лишь Тамбурини глядел на розовеющий восток и умиротворенно улыбался. Похоже, ему только что открылась истина. Но Дарио предпочел сохранить ее в тайне, давая нам возможность самим достичь просветления, когда придет нужное время.

А придет оно лишь тогда, когда минует другое время. Время разбрасывать камни. И не только их, а также «би-джи»-бомбы, снаряды баллестирад и прочее смертоносное добро, которого у нас имелось в избытке…

Маячившие на горизонте тучки намекали на то, что погода скоро ухудшится, но утро выдалось вполне погожим и теплым. Начинать в такое утро войну казалось нелепой насмешкой над милостью природы. И все-таки мы пошли на это, ведь зачем еще, если не ради войны, здесь собралась армия южан во главе со своей королевой?

Сама она, однако, не осталась на суше, а отплыла от берега на большом плоту. Его собрали из уцелевших шлюпок и иных плавучих материалов, какие удалось снять с «Шайнберга». Плот получился просторным и устойчивым, и если бы строители, помимо весел, оснастили его вдобавок парусами, на нем можно было бы дойти даже до Садалмалика.

Впрочем, о бегстве в столицу королева пока не помышляла. Она лишь удалилась на безопасное расстояние и укрылась от Вседержителей, чье сопротивление могло оказаться яростнее, чем мы предполагали. Они явно засекли близ Жерла подозрительное скопление аборигенов и подтянули сюда по воздуху с других Столпов дополнительные силы. Промедли мы еще сутки, и эти силы точно нанесут по нам превентивный удар – сразу, как только на нас напорются шныряющие по округе вакты.

К счастью, они пока до нас не добрались. И когда пять гигантских полуавтоматических требушетов – тех самых, что сокрушили башни Гексатурма, – взмахнули метательными рычагами и запустили первые пристрелочные снаряды, Вседержители все еще пребывали в неведении касательно наших планов.

Первый залп дальнобоев-исполинов не попал в ближайшие к нам башни-излучатели, но угодил близко от них. Каменные глыбы величиной с наш контейнер пронеслись сквозь световую стену, что в лучах восходящего солнца была почти неразличима, и врезались в землю, не долетев до целей около полусотни метров. Первыми жертвами катапульт стали несколько мелких и незначительных сооружений. Но их гибель все равно вызвала в рядах эскадры взрыв ликования. Экипажи бронекатов, включая наш, издали протяжный клич, снимая предбоевое нервное напряжение и воодушевляя себя на битву, чье начало было только что положено.

Если мы сокрушим световой барьер прежде, чем враг пойдет в контратаку и уничтожит требушеты, это можно будет считать нашей первой промежуточной победой. Плохо, что каждый требушет перезаряжался около пяти минут, и ускорить этот процесс не удавалось. Снаряды, которые вчера строймастеры с избытком надолбили из окрестных скал, загружались в пращи тоже с помощью техники. И потому дальнейшие выстрелы катапульт производились уже разрозненно – по мере того, как то или иное орудие изготавливалось к стрельбе.