Роман Глушков - Кровавые берега

Баллестирады, что стояли на внешнем краю крыши и защищали наземные подступы к Ведру, открыли стрельбу по «Гольфстриму», когда нас и вертухаев разделяло пять шагов. Колокольный набат не помешал мне расслышать удары тяжелых болтов об иносталь. Правда, гремела она странно – чересчур звонко; совсем не так, как гремит обшивка бронеката при попадании в нее подобного снаряда.

– А ну в камеру! Живо! Марш в камеру! Назад! Назад, кому говорят!.. – перебивая друг друга, надрывали глотки теснящие нас загонщики. Пока что мы им не перечили. Я, Фреки, Квасир и Херлуф уже достигли порога казармы; Тунгахоп, Убби, Тур и Эдред вроде тоже собирались войти туда следом за нами…

…Но не вошли, потому что наконец-то настал момент, которого все мы давно ждали.

Звон колокола, землетрясение и удары снарядов по иностали перекрыл грохот, равный которому я не слышал с тех самых пор, как «Гольфстрим» пробивал стену храма Чистого Пламени. Правда, в прошлый раз я находился на мостике истребителя, а сегодня – внутри атакованного им строения. Вдобавок его металлические стены сыграли роль резонатора, отчего грохот выдался вдвойне сокрушительным. Он обрушился на нас, казалось, не со стороны ворот, а отовсюду. Обрушился и заметался в колодце тюремного двора давящим на мозги и барабанные перепонки гулом.

Спастись от него можно было закрыв уши руками, но мы не стали тратить на это время. Гром вогнал загонщиков в оторопь, чем северяне моментально воспользовались. И не успел я моргнуть, как авангард нашей компании уже держал в руках трофейные щиты и палки. А огретые пудовыми кулаками вертухаи распластались без сознания у наших ног.

Расправа над четверкой загонщиков произошла настолько быстро и внезапно, что отвлекшиеся в этот миг на ворота прочие тюремщики даже не обратили на нас внимания. В последние полвека на Юг не допускалась техника, ходившая под иноземными флагами либо вовсе без таковых. Риск прорыва сюда злоумышленников на колесах был минимален, и разборная конструкция Ведра оказалась слишком легкой и не рассчитанной на удары боевого бронеката. Его носовой таран согнул пополам внешнюю перегородку и вдавил ее в проход. После чего въехавший туда истребитель смял колесами иностальные плиты вместе с каркасом, на котором они держались. Не отломай «Гольфстрим» мачту под мостом Эль-Фердан, это неминуемо случилось бы сейчас. Но вместо нее упал лишь флагшток с отныне бесполезным маскировочным флагом.

Вышибить без остановки среднюю перегородку не вышло, хоть она была не такая устойчивая, как внешняя. Для этого истребителю пришлось сдать назад для короткого повторного разгона. У самого подножия Ведра «Гольфстрим» был уже недосягаем для баллестирад, чьи турели не позволяли стрелять вниз под таким углом. Однако пули и арбалетные болты продолжали греметь… нет, не по его палубе. Разглядеть что-либо в темном проходе сквозь две решетки было трудно, но мой наметанный глаз шкипера вмиг определил: очертания истребительного корпуса изменились. Похоже, в минувшие дни Малабонита, де Бодье и табуит Шлейхер тоже не сидели без дела и соорудили над палубой дополнительную защиту из иностальных листов. Она-то и громыхала под пулями и стрелами, издавая непривычные дребезжащие звуки.

Впрочем, стоять и таращиться на «Гольфстрим» было некогда. Оставив завладевших трофейным оружием товарищей прикрывать вход в казарму, я и трое других гладиаторов вбежали внутрь и сорвали с пола три больших квадрата толстого войлочного покрытия. Согнув их посередине (а иначе они не прошли бы в казарменную дверь), мы вышвырнули войлок наружу. А затем, выскочив следом, распрямили его, сложили в стопку, ухватили ее по углам и подняли над головами. Остальные соратники тоже отступили под импровизированное укрытие. Оно не могло защитить нас от снарядов баллестирад, но арбалетные болты и пули вряд ли пробьют три слоя такого плотного материала, который к тому же не один год утаптывался ногами гладиаторов.

За пару минут, что мы собирали щит, успело многое перемениться. «Гольфстрим» выдрал вторую решетку и сдавал назад для третьего удара. То, что он станет последним, не вызывало сомнений – внутренние перегородки истребитель и вовсе крушил будто игрушечные. Его безостановочно обстреливали из дверей, соединявших проход со служебными помещениями. Но вертухаи делали это скорее от нежелания топтаться на месте и смотреть, как агрессор методично расчищает себе дорогу. Задержать его охрана не могла, заскочить на его крутые борта тоже, а пробить их и подавно. Поэтому она выплескивала злобу единственным доступным ей сейчас способом, пускай от него и не было проку.

Тюремщикам, что выпроваживали заключенных со двора, приходилось намного хуже. Заградительный отряд сражался уже по-настоящему и нес потери. Еще чуть-чуть, и он разогнал бы толпу по камерам, но она расчухала, в чем дело, до того, как очутилась под замком. Да и разве можно было такое не расчухать, когда от таранов бронеката все Ведро ходило ходуном. Это было особенно заметно по раскачивающемуся флагштоку на вершине колокольни. Она являла собой башню, торчащую на крыше с противоположной от входа стороны здания, но и дотуда докатилась порожденная «Гольфстримом» вибрация, от которой, казалось, тюрьма вот-вот начнет рассыпаться, словно карточный домик.

Толпа сидельцев сцепилась с вертухаями не на жизнь, а на смерть. Безудержная ярость и количественное превосходство первых наткнулись на командное взаимодействие и оружие вторых. Определить грядущего победителя в этой баталии было сложно, но жертвы множились с обеих сторон. Те заключенные, кого охрана успела загнать внутрь здания, теперь с криками вырывались обратно и устремлялись на подмогу дерущимся собратьям. Битва, что началась у дверей камерного корпуса, расползалась по двору, будто сбежавшая из квашни хлебная паста. Нас пока не затянуло в эту орущую, живую мешанину, но такое произойдет, если «Гольфстрим» вдруг не совладает с третьей перегородкой.

Я молил Авось, чтобы стрелки на крыше продолжали не замечать нас в неразберихе, но этого, естественно, не случилось. Пули и арбалетные болты застучали по войлоку и трофейным щитам, едва мы тронулись с места. Как мы и предполагали, почти все они застревали в толстом слое валяной шерсти и отскакивали от иностали, поскольку снаряды были выпущены сверху под углом. Лишь некоторым из них – тем, что летели в нас с ближайшего участка крыши, – удавалось пробить наш «зонтик». И пускай они полностью растрачивали на это свою энергию, я все равно вздрагивал, когда из войлока над нами проклевывался очередной наконечник стрелы или же увязшая в щите пуля оставляла на нем зловещую выпуклость.