Антон Первушин - Отдел «Массаракш»

Медик дэков не сопровождал, но и среди них нашлась пара-тройка бывших врачей. Так что бледного и неспособного сопротивляться Циркуля вынули из спального мешка. Крепко-накрепко перетянули нерадивому самоубийце истерзанные запястья бинтами из индивидуальных медпакетов, что отыскались у охранников. Затем напоили настоящим сладким чаем и перенесли в тень от кормовой надстройки отлеживаться.

— Лучше вы б его повязали, парни, — предложил дэкам-врачам Облом, которого нынче все называли Обломом Сладкоголосым. — Поймешь тут, какой расклад у этого психа на уме.

А еще через несколько минут после этого на баржу напал мезокрыл, и всем стало не до полуживого сумасшедшего. Циркуль все-таки оказал дэкам напоследок медвежью услугу: тварь выследила посудину по запаху его крови.

Птицелов привык иметь дело с диким зверьем долины Голубой Змеи: и с нормальными животными, и с мутантами. Со стремительными убийцами ящерами-мясоедами приходилось состязаться в реакции и скорости. С ночными чудищами — упырями, которые — к чему кривить душей? — были разумнее некоторых людей, он бился, используя хитрость. Да чего с ним только не случалось в пропахших старым железом лесах! А тут Птицелов попал впросак и понял, что цена его прежнему опыту — ломаный грош.

Мезокрыл не был похож ни на одно виденное им животное.

…Нечто огромное, ромбовидное. Очень быстрое и очень верткое. Злобное и кровожадное. В то же время — расчетливое, способное выверять перед атакой каждый удар.

Если это мутант, то чье семя дало ему жизнь?

Как ни верти головой, а мезокрыл постоянно ускользал от взора и оказывался за спиной. Он взмывал к небесам, а затем нырял вниз, приноравливаясь для нападения. Он менял направление полета непредсказуемым образом. Птицелов заметил лишь перепончатые крылья с розовой мембраной и длинный хвост вроде как с костяной пилой на конце.

Охранники били в «молоко». Карабины трещали безостановочно. В этой хаотичной стрельбе — одновременно и во все стороны — ощущалось отчаяние. Охранникам казалось, что мезокрыл неуязвим и что редкие пули, которые нашли цель, для мерзкой твари не опаснее мыльных пузырей.

Кто-то всадил очередь в кормовую надстройку — загремели по палубе осколки стекол, взорвались прожекторы. Дэки метались туда и сюда, уходя от ромбовидной тени. Дэки толкались, падали и топтали друг друга. В узких люках, через которые можно было попасть на нижние палубы, и на трапах возникли заторы. Те делинквенты, что угодили в эти нехитрые ловушки, орали благим матом, дергали руками-ногами. А проклятое чудище, ощутив беспомощность людей, бесновалось еще сильнее.

…Хвост с пилой на конце разит без промаха. Взмах — и хлещет на палубу дымящаяся кровь. Взмах — и еще один человек принимается биться в агонии. Тень уносится вверх, вслед ей звучат запоздалые выстрелы. А руки, сжимающие карабин, с каждой секундой ощутимее дрожат. А глаза застилает предательская пелена, и твой друг падает с рассеченной головой…

В конце концов, охранники запаниковали и прекратили стрелять. Забегали вместе с дэками, потом кто-то из них зарылся с головой в парусину свернутых тентов, кто-то спрятался за рангоутом, счастливчики заняли тесные отсеки надстройки.

Птицелову, Облому и Фельдфебелю повезло: в первые же минуты паники они забрались под упавшую на палубу шлюпку. Их попытались было достать за пятки ушлые уголовники, но Птицелов, не глядя, ткнул кулаком один раз, затем — второй. Это помогло — блатные убрались.

Лишь когда все карабины замолчали, мезокрыл приземлился на палубу.

Птицелов смотрел сквозь щель, как чудище — чешуйчатое, серо-зеленое — бочком приближается к Циркулю. Был мезокрыл высотой в половину кормовой надстройки, и — что удивительно — крылья у него отсутствовали напрочь! Птицелов понял, что тварь не летает, а парит, как воздушный змей, благодаря прозрачной перепонке между длинными передними и короткими задними лапами.

Шаг, другой…

Мезокрыл шел, как калека: выгибаясь и подергиваясь всем телом. В то же время он был могуч и ладно скроен, хоть и отвратителен на вид. Маленькая голова, большую часть которой составлял твердокаменный клюв, моталась на змеиной шее из стороны в сторону. Точно не могла удержаться в одном положении и мгновения! Извивался параллельно палубе хвост с окровавленной пилой на конце. Под лапами мезокрыла корчились раненые люди, но бестия глядела только на Циркуля. Точно ради него мезокрыл и напал на охраняемую баржу.

А Циркуль стоял, придерживаясь одной рукой за обшивку надстройки. Стоял и улыбался — Птицелов был готов дать голову на отсечение, что так оно и было! — улыбался чудищу, как доброму знакомцу. А в другой руке он сжимал тяжелый армейский пистолет, потерянный кем-то из охранников.

Мезокрыл дернулся в сторону сильнее прежнего, и Птицелов увидел, как темнеет его перепонка, теряя прежнюю розоватую прозрачность. Один за другим прозвучали восемь выстрелов. Циркуль успел разрядить обойму, прежде чем пилообразный наконечник хвоста описал полукруг и вонзился делинквенту в грудь.

А после мезокрыл развернулся, проковылял к борту, перевалился через него. У самой воды развернул перепонки, отыскал восходящий поток и полетел к стене джунглей. Правда, как-то неловко и низковато.

Птицелов отбросил шлюпку. На него тут же зашипел Облом: дескать, почем продаешь корешей? Но перепуганные дэки уже выбирались из щелей, в которых они прятались, словно тараканы. Следом показались охранники: они бормотали ругательства, посмеивались нервически.

— Один — ноль в пользу южных джунглей, — высказался Облом. — Однако гвардия и предположить не могла, что поражение будет столь сокрушительным…

Охранники подбирали брошенные карабины, пересчитывали патроны. Бормотали удивленным тоном: «Ты видел, как я ему засадил? Половину рожка — в грудину, но хоть бы хны паскуде!..» А у самих все еще зуб на зуб не попадал…

— Хороши, бойцы! — пенял им Фельдфебель. — Не зря ли на вас столько тушенки уходит?

Фельдфебелю сейчас же врезали прикладом по зубам, повалили на палубу и принялись воспитывать по ускоренному методу. Остальные дэки пришли в неистовство. Одетая в оранжевые комбинезоны толпа двинула на помощь Фельдфебелю, охранникам же пришлось занимать круговую оборону.

Облом прочистил глотку и неожиданно для всех гаркнул:

— Стоять, доходяги!

Оказалось, что голос у лжедомушника может быть не только сладким, но и вполне командирским. И вроде бы даже привычным к тому, чтобы раздавать указания направо и налево.

— Чего разбренчался, гнида? — отозвался начальник охраны и прицелился в Облома.

— Мезокрылов в этих краях, что мух над навозом, — продолжал шпарить Облом командирским голосом. — Кровь скорее смойте с палубы, массаракш! Дождетесь, пока каждая тварь в джунглях нас не учует. Мы теперь не на севере, если вы до сих пор не заметили.