Дмитрий Силлов - Кремль 2222. Север

«Подойди, человек… — раздался в моей голове знакомый голос. — Ты нашел то, к чему стремился так долго… Твой путь окончится здесь».

Посреди площади застыло огромное Поле Смерти, формой похожее на полупрозрачный купол обсерватории. В его глубине колыхались смутные тени, напоминающие человеческие фигуры. Нечто подобное я видел во время своего похода на юг Москвы — гигантская полуразумная глыба студня, заманивающая жертв в свое нутро привлекательными картинками из прошлого…

Это Поле было меньше и вроде не собиралось нападать. Но голос, звучащий в моей голове, шел именно от него, в этом не было ни малейшего сомнения.

«Твой путь окончен, человек… Подойди и получи то, что искал…»

Нечто подобное я уже слышал однажды. Поле Смерти явно вытащило голос и интонации из моей памяти. Понятно, что это ловушка, которая однажды чуть не поглотила дружинника Данилу, — мы с Фыфом тогда едва вытащили парня из смертельной западни. Идти внутрь смертоносной субстанции было безумием. Но с другой стороны, мое шестое чувство подсказывало, что решение всех моих проблем там, за зыбкой границей Поля.

«Подойди, человек…»

Я сделал шаг. Потом еще один. И еще…

По мере приближения к Полю Смерти я все более отчетливо видел фигуры, расположенные внутри него. Ну да, конечно. На этом месте находился знаменитый фонтан с огромным золотым снопом посредине и шестнадцатью статуями, расположенными вокруг него. Но сейчас на вершине снопа клубилось плотное белесое облако, отчего скульптура очень отчетливо напоминала атомный взрыв. А полуразрушенные статуи со следами сохранившейся позолоты выглядели гротескно и угрожающе, словно хищные, уродливые сирены, заманивающие путников в мрачные глубины океана…

Я не заметил, как перешагнул невидимую границу между реальным миром и Полем Смерти, — рядом со студенистым образованием она исчезла, стерлась, стала невидимой. Наверно, я уже был внутри, так как отчетливо видел фонтан, из которого били струи воды гнойно-желтого цвета. Впрочем, возможно, это был просто оптический эффект отражения света от тусклых лохмотьев позолоты, кое-где сохранившихся на статуях… Странно… Неужто подача воды до сих пор функционирует?..

Внезапно картина смазалась, вновь потеряв четкость. Центральная фигура ансамбля потеряла малейший намек на сноп сжатых колосьев. Теперь это был реальный ядерный взрыв, на глазах растущий из развороченной крыши Четвертого энергоблока. А ко мне медленно приближались ожившие статуи. Только сейчас их бесстрастные лица скрывали маски старых советских противогазов, а в облезлых, покрытых язвами руках были уже не поблекшие от времени цветы и фрукты, а нацеленные на меня автоматы…

«Ты догнал свое прошлое, Снайпер, — вновь зазвучал голос в моей голове. — Ты пытался скрыться от него, но возможно ли убежать от самого себя?»

Шестнадцать полуразложившихся фигур встали в десяти шагах от меня.

«Похоже на расстрел», — усмехнулся я про себя.

Страха не было. Не было ничего. Пустота внутри, словно из моей души выкачали все эмоции. Как может вакуум реагировать на огнестрельное оружие? Да никак. Вот я и стоял, равнодушно наблюдая за вооруженными мертвецами.

Но выстрелов не последовало. Мертвые медленно опустили оружие. Теперь автоматы висели стволами вниз на ремнях, словно бесполезные игрушки.

Внезапно крайний слева труп поднял руки и стащил с головы противогаз…

Я узнал его сразу. При жизни мертвеца звали Майором. Его на моих глазах заживо переварило «перекати-поле». Это было давно, еще в моем мире, на зараженных землях Украины. А теперь он стоял и смотрел на меня выцветшими, пустыми глазами…

Они снимали противогазы один за другим… И я узнавал лица… Кобзарь, которому я дал прозвище Копия… Метла, еще при жизни ставший живым мертвецом и сгоревший в огне, прикрывая меня… Малява, принявший в себя пулю, предназначавшуюся мне… Одних я знал хорошо. Других запомнил лишь мельком, разглядев однажды их лица в оптический прицел винтовки. В следующее мгновение эти лица переставали быть лицами, и я начисто стирал их в памяти. По крайней мере я надеялся, что начисто. Но сейчас я вспоминал их мгновенно, как будто знал этих людей многие годы…

«Если б их дороги не пересеклись с твоей, они продолжали бы жить, — продолжал стучаться в виски проклятый голос. — Ты, и только ты причина их гибели. Твои руки по локоть в крови, и тебе никогда не отмыться от нее…»

Теперь они все смотрели на меня. Почти все… Лишь последняя фигура в бесформенных, полусгнивших лохмотьях стояла, опустив голову. И больше всего на свете я боялся, что она поднимет руки, снимет противогаз — и я увижу глаза цвета чистого, лазурного неба…

«Ты убивал живые существа. Теперь ты убиваешь народы. Помнишь остатки племени осмов, которых ты послал на верную смерть? А еще недавно ты отправил радиопризыв — и сейчас бесчисленная орда шайнов движется на Москву с востока. Ты погубил не только чужой народ, хомо. Ты погубил всех людей, которые сумели выжить на этой планете».

Голос назойливо шептал в моей голове, но я не особенно вникал в смысл этого шепота. Я осознаю все сказанное потом. Наверное, осознаю. А пока я лишь смотрю на ее руки с тонкими белыми пальцами, почти не тронутыми тлением…

«Ты умеешь лишь одно — убивать. Ты очень хорошо это умеешь, хомо. Ты ушел из своего мира. И она знала, куда ты мог уйти. Но „Дочкино ожерелье“ не умело пробивать пространство подобно твоей „Бритве“. И тогда она поехала в Москву, где ее и застала Последняя война. Но она не умерла сразу. Обожженная, израненная, в подземном бункере она родила ребенка и лишь тогда рассталась с жизнью. Твоего ребенка, от которого ты ушел слишком далеко…»

Ее руки шевельнулись и начали подниматься кверху. К противогазу, из-под которого выбилась прядка волос, слегка тронутая сединой.

«У тебя остался лишь один выход, человек. Один выход — и один патрон. Ты хорошо умеешь убивать. Сделай это, пока она не сняла противогаз…»

Голос шептал еще что-то, но это было уже неважно. Главное, что он был прав на все сто.

Ее руки уже почти коснулись гладкой серой резины, обтягивающей лицо. Но я уже встал на одно колено, упер приклад автомата в землю и положил подбородок на холодный раструб пламегасителя, неприятно царапнувший кожу. Ну да, на нем же выемка есть для использования шомпола при отвинчивании. Так что нужно быть осторожнее, когда до боли, до скрипа зубов вдавливаешь ствол в нижнюю челюсть, одновременно касаясь указательным пальцем спускового крючка.

«Правильное решение, хомо, — прошептал голос. — Когда не можешь выстрелить в ту, которую бросил две сотни лет назад, лучше выстрелить в себя…»

Я видел, как ее пальцы коснулись нижней части противогаза… Еще мгновение — и я увижу ее глаза — или то, что от них осталось… Зачем мне на это смотреть? Правильно, незачем.