Владимир Перемолотов - Звездолет «Иосиф Сталин». На взлет!

За три часа пребывания в его автомобиле летчик понял, что его спутник не просто энтузиаст ракет, а почти что фанатик.

– Но Америка-то впереди всех, я надеюсь? – серьезно спросил Линдберг. Инженер рассмеялся. Это был смех сильного и гордого человека, понимающего свою причастность к великому делу.

– Разумеется. Но не потому, что она Америка, а потому что выиграет любой, кто первым обратит внимание на преимущества реактивного движения.

Американский швед махнул рукой, жестом этим охватывая городок, засмеялся.

– К счастью, у нас есть деньги на исследования, чего не скажешь о Европе или Азии.

Он смешно выпятил губу, демонстрируя отношение к этим несерьезным потугам.

– Там бедность и любительщина… Теоретики. Все на бумаге, а у нас…

Он с любовью посмотрел на огромную эстакаду, уводящую взгляд в небо.

– Вот он путь в реальное будущее. Уже сейчас мы можем подняться почти на пятьдесят миль, а в ближайшем будущем!..

– Жаль, что у нас нет возможности запретить подобные исследования в других странах…

Нельсон посмотрел на авиатора и странно улыбнулся. Он не понял, пошутил тот или сказал это всерьез.

– Науку запретить нельзя.

Линдберг кивнул с некоторым сожалением.

– Но, к счастью, в ней всегда кто-то становится первым, а все остальные – последними. Последними, а не вторыми и третьими… Я думаю, миллионы мистера Вандербильта помогут нам оставаться первыми.

Сталин повернулся на звук открывшейся двери. В проеме, вытянувшись, стоял Поскребышев с неизменной папкой в руках.

– Что?

– Председатель ОГПУ товарищ Менжинский.

Иосиф Виссарионович кивнул, и секретарь исчез, словно не за дверью пропал, а сквозь стену сгинул. Не прошло и трех секунд, как в дверях появилась коренастая фигура Председателя.

– Здравствуйте, Вячеслав Рудольфович.

Сталин шагнул навстречу главному чекисту.

– Здравствуйте, Иосиф Виссарионович.

Сталин сесть не предложил, и чекист остался стоять, глядя, как хозяин кабинета перебирает бумаги в красной папке.

Под алым сафьяном, Менжинский знал это наверное, хранились письма, что не просто адресовались товарищу Сталину, таких было множество – Вождю писали со всего мира, – а те, что референтура выделяла для того, чтоб Хозяин сам посмотрел и принял решение.

Вытащив несколько листков, Генеральный подтолкнул их к Председателю.

Менжинский попытался поймать взгляд Сталина, но тот отвернулся к окну.

Сталин смотрел на кремлевский двор, думая, как отнесется к письму чекист.

Решения, принятые в ноябре прошлого года, потихоньку выполнялись. Трудились ученые, спецгруппы ОГПУ работали по всему миру, собирая информацию, чтоб мечта о Мировой Революции скорее стала реальностью… Ленинградские товарищи не подвели. Несмотря на коварную диверсию, они сумели создать новую установку – более мощную и компактную, чем предыдущая модель, так что враги просчитались – авария, получается, пошла только на пользу. Но вот ракетчики…

Природа ставила препоны, и не всегда их можно было обойти быстро и дешево. Ракеты, конечно, летали, но невысоко и поднять могли не так много, как нужно. Каждый удачный старт радовал ученых как новый шаг в неизвестное, но слишком мелки были эти шаги…

Но медленно! Медленно все двигалось! Может быть, это письмо и есть то решение, которое он так ищет?

ГИРД и сам Цандер работали как могли, но не все получалось.

Внизу, под окнами промаршировали куда-то кремлевские курсанты. Синие звезды на буденновках прокатились мимо, и из-за грохота полусотни сапог ему показалось, что под гостем скрипнул, освобождаясь, стул. Он обернулся. Нет. Ошибся. Чекист все еще смотрел бумаги.

Дерево заскрипело, освобождаясь от груза. Сталин обернулся. Председатель ОГПУ поднимался из-за стола, держа листки в руке.

– Прочитали?

– Прочитал, Иосиф Виссарионович…

– И что думаете?

Чекист развел руки. Он не скрывал растерянности.

– Тут не знаешь, что и думать… Неужели это правда?

Сталин прошел от стены до стены, вернулся к столу.

– Не знаю. Как раз это и надо узнать…

Он трубкой показал на письмо.

– Забирайте его. Все равно вашему ведомству разбираться… Да и разберитесь заодно, кто такой этот Вохербрум.

Аллея катилась под ноги, и ему почему-то захотелось почувствовать себя графом Толстым. Не тем отщепенцем, который перешел на службу к большевикам, а настоящим графом. Львом.

– Что ж, Сергей Николаевич, давайте подведем промежуточные итоги. Что мы имеем на сегодняшний день?

– Что ж… Без ложной скромности могу сказать, что нам есть чем гордиться. Во-первых, нам удалось переправить в САСШ, мистеру Вандербильту, переданный вами образец «изделия 37-бис»…

Сергей Николаевич покачал головой с сожалением во взгляде.

– Честно скажу, жалко было до слез, но что прикажете делать? Ничем другим мы не могли подтвердить серьезности намерений большевиков. То, что вам удалось достать образец, – настоящее чудо, но и то, что мы передали его через половину мира в нужные руки, чудо не меньшее.

– Он точно получил его?

– Точно. Его человек в России подтвердил это.

– Хорошо…

– Он же информировал нас о том, что мистер Вандербильт общался с Президентом.

– Это была та встреча, о которой мы уже знаем, или что-то новое?

– Нет. Та самая неудачная встреча. Президент не заинтересовался этим.

– Или не поверил ему.

– Или не поверил… Но мистер Вандербильт обратился к французам и британцам.

– Я об этом не знаю. И?

– Там к его словам отнеслись с большим доверием. Во всяком случае, британцы отправили агентов к дому профессора в Геттингене.

Князь усмехнулся.

– Очевидно, они ждут реакции большевиков на письмо.

– Да уж… Пора бы. А что у вас?

– Профессор Иоффе совершенствует свою машину. Тут мы имеем сведения из первых рук. Вес оборудования они уменьшили втрое и сумели вчетверо поднять мощность.

– Вчетверо? Если можно на каком-то примере.

– На последних испытаниях аппарат разрезал броненосец «Святитель Николай» меньше чем за полминуты. А там броневая сталь…

– Если я правильно понимаю, устройство готово к применению?

– Скорее уж оно готово к новым испытаниям…

…Вячеслав Рудольфович Менжинский с порога оглядел комнату.

Как и все помещения ГИРДА, кабинет Цандера оказался маленьким и невзрачным. По всем стенам полуподвальной комнаты, расположенной недалеко от Красных Ворот, стояли стеллажи, забитые папками для бумаг, заставленные образцами приборов. Причудливые сочетания железа, стекла, меди и резины стояли даже на подоконнике. Ну и, разумеется, в комнате, как и во всех других помещениях лаборатории, пахло керосином.