Александр Афанасьев - Сожженные мосты

— Нормально жахнуло… — прокомментировал есаул.

Подъесаул Чернов рассматривал что-то в бинокль на земле.

— У них все нормально, господин есаул. Дали сигнал.

— Дай бинокль.

Есаул лично глянул в бинокль, поймал в линзы хорунжего Богаевского, машущего рукой. Потом передал обратно бинокль, посмотрел в последний раз на висящую над тем местом, где они только что стояли, бурую тучу…

— Да, нормально жахнуло, — подтвердил он, — уходим на точку…

Вечером есаул Дыбенко, как и обещал, устроил посиделки. И про горилку не обманул — самое то.

У сотника Велехова оказалась контузия средней степени тяжести, фельдшер дал какие-то таблетки и рекомендовал две недели покоя. И, конечно же, спиртное — под полным и безоговорочным запретом. Но какое тут…

На горилку пришли все свободные офицеры базы. Хорунжий Королев, сотник Огнев, сотник Денисов, сотник Агеев. Офицеры уже не в первой командировке, у кого вторая, у кого и третья. Так что после неизбежных в таких случаях здравиц Велехову и поздравлений с удачным полевым выходом, а также после выслушивания не пойми по счету какого рассказа, как все было, перешли к наболевшему.

К тому — что теперь со всем с этим делать.

— Нет, казаки… — подъесаул Чернов громко опустил на стол пустой стакан, — если уже «Шмели» в ход пошли, нахлебаемся мы тут.

— Доложили же наверх, — меланхолично ответил Агеев, выцеживая из стакана последнее, — наше дело маленькое, пусть думают.

— Вот как по тебе «Шмелем» засандалят, тут тебе и маленькое и большое дело зараз будет! — раздраженно произнес Королев. — Штаны потом не отстираешь! Пока цацкаемся со всем с этим, нас тут на Луну отправят без билета.

— А что, казаки, надо думать, как дальше быть. Если такие расклады пошли…

— По сторонам смотреть надо, — мрачно проронил Чернов, — и активнее действовать. Вон, тот же Велехов: не смотался, а остановился и грохнул этих гавриков. Так и надо их, на хрен, нечего с ними цацкаться. И по окрестностям пошмонаться, там у местных в каждом доме склад. У кого спирт, у кого стволы.

— Мятежа хочешь? — спросил Дыбенко.

— А и нехай! — с вызовом заявил Чернов. — Все лучше, чем по лесам шарахаться. Пусть в открытую выходят, тогда и посмотрим, у кого очко крепче! Не один раз панов били, и в этот раз наваляем!

— Правильно! — жахнул Огнев.

— Накликаете! — сказал есаул. — Помолчали бы от греха…

Врезали еще по стакану, зажевали. Огнев, сидевший по правую руку от Велехова, дыша огуречным рассолом, наклонился к уху.

— У тебя какая командировка?

— Шестая, — тихо ответил Велехов.

Огнев присвистнул.

— Даешь джазу. У меня только третья. Где побывал?

— Да много где. Крайние две — в Аравии, потом на границе с Японией, в Уссурийском крае покувыркался.

Огнев хлопнул его по плечу.

— Даешь джазу, — повторил он. — Ты мне скажи, в Уссурийском крае этом самом — как? Казаки разное гутарят.

— Относительно тихо. Только контрабанду всякую прут — дуром.

— А эти… — сотник Огнев понизил голос, — ну эти самые… как их там… в черном все… ниндзя, что ли? Видел?

— Ты слушай больше, — недобро проговорил Велехов, — тебе и не такого набрешут. Семь верст до небес, и все лесом. Нет там никаких ниндзя, слушай больше…

На самом деле Велехов лгал — ниндзя там были. Только дураки и наивные люди считают искусство ниндзютцу утерянным в веках — кому надо, тот все помнит. И других всему этому учит. Хорошо учит.

Сотник Велехов об этом знал точно — потому что ниндзя он видел. Мертвого, правда, — живыми они не давались. Тогда они в составе усиленной рейдовой группы остановились на ночлег на знакомой заимке. Все сделали как положено — выставили посты, три человека подвижный пост и еще три человека у пулемета на крыше. Перекрыли все возможные пути подхода — минами, сигналками, датчиками движения. Те, кто просто ложился спать посреди тайги, не предприняв мер предосторожности, имел неплохие шансы больше никогда не проснуться…

Спасло их чудо. Двоих неизвестные сняли чисто, а третий, уже с двумя пулями в голове, падая, нажал на спусковой крючок автомата — и длинная, на весь магазин очередь разорвала ночную тишину леса. Через пару секунд очередь смолкла — зато по темной стене деревьев замолотили два автомата и пулемет тревожной группы, а через минуту по лесу шквальным огнем лупили и все остальные казаки. Еще через полчаса с небольшим на месте была дежурная вертолетная пара.

Под утро у самых деревьев нашли тело — это было редкостью, обычно не находили ничего, но тут, видимо, заслышали вертолет и решили не рисковать. Тело как тело — то ли кореец, то ли китаец, то ли японец. Средних лет, невысокий даже по их меркам, жилистый, мышцы будто каменные. Ни татуировок, ни шрамов — вообще никаких особых примет. Черное одеяние — просторные штаны и куртка.

На трупе нашли полный набор. Два ножа — боевой и метательный. Веревку с вплетенными нитями из кевлара и с грузиком на конце — можно препятствия преодолевать, а можно — голову тем грузиком пробить. Сверхлегкий карбоновый лук и стрелы с набором наконечников, в том числе отравленных. Длинная трубка — ее можно использовать как дыхательную, для плавания или нахождения под водой, а можно и как метательную, для дротиков. Несколько гранат различных видов. И, наконец, пистолет «Тай-Ци» калибра 5,6 с интегрированным глушителем, выстрел из которого напоминает тихий шепот — более крупный калибр ниндзя обычно не использовали, предпочитая подбираться вплотную.

Документов, естественно, на трупе не было — их никогда не бывало в таких случаях.

Вот так и разменяли — троих за одного. И говорить об этом совсем не хотелось…

В модуле открылась дверь, на разгоряченных спором казаков пахнуло ночной прохладой.

— Кто там? — есаул поднял голову, всмотрелся. — А-а-а-а… Заходи, друже, выпей с нами горилки. Дайте человеку стул.

Казаки подвинули стул к столу, поставили стакан, набулькали мутной, пробирающей до костей горилки. Вошедший — высокий, худой, темный лицом — остался стоять у двери.

— Мне бы с вами поедине… пан коммандер, — сказал он, путая русские и польские слова, как это делали здесь многие.

Есаул потемнел лицом — он и так был на взводе из-за того, что фугас со «Шмелем» нашли, а пришелец стал кем-то, на ком можно сорвать гложущее душу раздражение.

— Послушай, Радован, — сдерживаясь, заговорил есаул, — я тебе скажу то же, что и прошлый раз, и хочу, чтобы все казаки это послухали. Взрывчатку я тебе не дам и выстрелы к гранатомету тоже не дам, как ни проси. У тебя и у четников твоих — у каждого и так по стволу.

— Та у кого же их здесь нет? — сказал тот, кого назвали Радованом.

— У кого, не об этом говорим, друже. Говорим — о тебе. И о конаках [50] Конак, конаки — самоназвание сербов-поселенцев. По-сербски «конаковать» — значит «жить», «обитать». После геноцида сербов в ходе операции «Голубой Дунай» уцелевших приняла Россия и расселила на западной границе. В том числе в Польше, как противовес полякам. Это дало результат — в отличие от вечно мятежных поляков сербы всегда поддерживали русскую власть, в том числе с оружием в руках. Им разрешили создавать четы — отряды самообороны с гражданским оружием. Однако многие сербы, особенно в Польше, обзавелись боевым, и на это закрывали глаза. Закрывали глаза и на карательные вылазки сербов в Австро-Венгрию, точно так же, как Австро-Венгрия закрывала глаза на лагеря польских националистов по ту сторону границы и на контрабандистов. Сами сербы называли себя «конаки» и считали, что в России они живут временно и рано или поздно вернутся и отвоюют родную землю. твоих. Ты доброго отношения не понимаешь, друже. Ты чету собрал — человек сто, и каждый ствол незаконный под подушкой держит. Мы на это глаза закрываем. И заметь, ни один казак, ни один полициянт в дома сербские не заходит — живите, как хотите, храните свои стволы. И когда мы тебя с твоими людьми в пограничной зоне видим, в том числе и по ночам, тоже внимания не обращаем. Тебя к столу пригласили — пригласили. Тебе горилки налили — налили. Вот и выпей с нами — у нас вон сотник Велехов теперь служит, он сегодня результат хороший, уже в первый день дал. А о взрывчатке не заикайся даже, не буди во мне дурное.