Дмитрий Силлов - Тень якудзы

Стас зарычал от боли и ярости, перехватил рукой вторую лапу животного и ударил лбом в нос пантеры. Та мотнула башкой, издала что-то среднее между рычанием и жалобным мявом…

— Нееет!!! — заорал Стас.

Но было поздно.

Зверь резко ослабил хватку и черным атласным мешком повалился на грудь хозяина…

Стас рывком сбросил с себя безвольное тело животного и вскочил с кровати.

— Ты чего сделала, сука?!!! — закричал он.

На кровати лежала мертвая пантера. Из ее уха торчала стальная спица-кансаси.

— Кажется, сука только что спасла тебе жизнь, — равнодушно сказала Александра, с неженской силой выдергивая кансаси из уха животного. Голова пантеры дернулась, из ее уха на простыни потекла тоненькая струйка крови.

Стас сделал шаг, замахнулся… и остановил удар, наткнувшись на пронизывающий взгляд молодой женщины.

— Не забывай, зачем мы здесь, — тем же равнодушным голосом произнесла она. Потом медленно вытерла кансаси о простыню, поправила слегка растрепавшуюся прическу и воткнула спицу на прежнее место.

— Я бы справился, — выдохнул Стас, сползая по стене на пол. Из его ноги на пол частой дробью капала кровь, но Стас не обращал на рану ни малейшего внимания. Он закрыл лицо руками и застонал.

— Сяпа… Это же был Сяпа… Как ты могла…

— Еще немного — и этот твой Сяпа порвал бы тебя, как ту подушку, — произнесла Александра, отрывая от простыни длинную полосу. — Дай ногу перетяну…

Она шагнула было к Стасу…

— Уйди!!! — страшно, по-звериному заревел гигант. — Уйди отсюда на хер, сукааа!!!

Последний выкрик закончился жутким, нечеловеческим воем. Александра остановилась на мгновение в нерешительности, потом ее губы скривились в презрительной усмешке.

— Ну и пошел ты… вместе со своей падалью.

Последние слова, правда, она пробормотала про себя. Но Стасу сейчас, видимо, было наплевать и на нее, и на то, что она говорит. Он встал, держась за стену, подошел к кровати и лег рядом с мертвой пантерой, обняв ее за шею.

Под двумя неподвижными телами по простыням медленно расползалось темно-красное пятно. Кровь зверя и человека, смешиваясь между собой, постепенно пропитывала материю, превращая рваные простыни в чернобордовое покрывало.

Александра вышла из спальни и, достав из кармана халата крошечный мобильник, набрала номер.

— Афанасий, — сказала она в трубку. — Срочно к шефу. Он в своей спальне. Захвати аптечку, пару носилок и четырех своих амбалов. Ничего не случилось, приедешь — увидишь. И, кстати, может понадобиться пистолет со снотворным. Нет, не для Сяпы. Для него. Он меня к себе не подпустил и, думаю, никого не подпустит. И не надо ему перезванивать. Давай быстрее, если не хочешь, чтобы он кровью истек…

— Его будешь обучать ты. И сделать это нужно как можно быстрее.

— Я? Но я всего лишь слабая женщина…

— Ты воин-куноити, которую я лично учил больше десяти лет. И моя дочь к тому же.

— Но этот пацан не японец…

— Ты тоже японка лишь наполовину. Сначала я поручил это Яма-гуми, но за время, проведенное здесь, его дух стал слаб настолько, что его самого впору учить заново.

— Но как можно за короткий срок обучить искусству нинпо человека, не знающего даже основ? Если даже что-то и получится, на это уйдут годы…

— Ты прозорливей, чем Яма-гуми. Мне он не задал такого вопроса. Не нужно, чтобы ты учила его миккё или риото-дзукай. Необходимо, чтобы он научился управлять состоянием сатори, которое возникает у него только в случае смертельной опасности или наведенного транса. И тогда он, пожалуй, сможет кое-чему поучить и тебя… и меня.

— Вас?..

В голосе Александры послышались нотки неподдельного изумления.

— Вас, сихан?

— Да, — кивнул человек в черном. — И меня тоже. И всех членов Нинкёдан, которые будут достойны этого.

— Но… но если он владеет этим даром, столь ценным для Организации, почему вы не возьмете его с собой Японию и не обучите сами?

— Ты задаешь слишком много вопросов, женщина! Но я отвечу. Что будет с цветком сакуры, если его сорвать с ветки? Он погибнет не распустившись. Психика этого уникального юноши слишком нестабильна. Я боюсь, что если его сейчас вырвать из обстановки, в которой его дар так неожиданно проявился, то он может не проявиться больше вообще. Так что иди и сделай все возможное для того, чтобы научить его контролировать этот дар. А когда цветок созреет, тогда будет видно, что делать с ним дальше.

— Но я в замешательстве, отец. Как я, слабая женщина, смогу вырастить цветок сакуры в башке тупого цунэ-бито?

Сихан коротко рассмеялся, на секунду растянув тонкогубый рот в подобие улыбки, но сразу же его лицо снова стало непроницаемой маской.

— Не называй меня отцом. Ты же знаешь, что у куноити нет ни отца, ни матери. Твои родители — Организация. А как вырастить… Ты помнишь, что такое ниндзюцу дайхи сэйсинтоицу сююиккан?

Александра едва заметно побледнела.

— Помню, сихан, — сказала она.

— И ты помнишь, с чего начинать тренировки?

Александра едва заметно кивнула.

— Тогда иди и приступай немедленно. Завтра я уезжаю в Токио с докладом для кумитё, хотя особо докладывать и нечего. Не думаю, что он даст тебе много времени, чтобы закончить то, что я поручил Яма-гуми. Ты понимаешь, что теперь и это поручение тоже предстоит выполнять тебе?

Александра кивнула снова.

— Он будет задавать вопросы. Что ему можно рассказать?

— Все, что хочешь. Даже если он попытается рассказать о нас кому-либо, все равно ему никто не поверит. Иди.

— Простите, сихан.

— Что еще?

— А что будет с Яма-гуми?

Лицо сихана окаменело, что казалось невероятным — как может еще больше окаменеть бесстрастный камень? Но, тем не менее…

— Завтра я отправлю его в Москву с особым поручением… Скорее для того, чтобы его мозги слегка проветрились. Дальше будет видно.

Александра едва заметно улыбнулась и поклонилась.

— Благодарю за доверие, сихан.

— Не стоит благодарности. Иди.

Витек открыл глаза. Над его головой нависал квадратный черный потолок. С потолка стекали вниз такие же черные стены. Из центра каждой стены вылезали чешуйчатые металлические лапы, сжимающие в длинных острых когтях факелы с очагом тусклого света внутри.

В этой комнате не было статуи дракона. Да и вообще это было другое помещение — более маленькое и душное, чем-то похожее то ли на тесную кладовую, то ли на тюремную камеру.

Не особо приятно было бы проснуться в полной тишине и в эдакой обстановке, но Витьку было абсолютно все равно, где просыпаться. Сейчас ему было просто хорошо на душе. Хорошо и легко, независимо от того, где он, зачем он здесь и что его ждет в дальнейшем. Когда тебе действительно хорошо, ты не задаешься такими дурацкими вопросами. Ты воспринимаешь действительность такой, какая она есть, и единственное желание владеет тобой — чтобы это состояние продолжалось как можно дольше.