Артем Мичурин - Песни мертвых соловьев

– Долго нам еще топать? – спросил я у капитана после четырехчасовой экскурсии по московским окраинам.

– В натуре, Ткач, – выразил солидарность Балаган, – темнеть начинает, и жрать охота.

– Надо укрытие искать, – поддержал Гейгер, глядя на прячущееся за домами солнце.

– Ладно, – капитан остановился и, поразмыслив, мотнул башкой в сторону кирпичной семиэтажки. – Там переночуем.

На этот раз обосновались в подвале, дабы не светиться. Сухпай закончился, а пшено надо варить. Без костра не обойтись. Да и похолодало куда сильнее, чем прошлой ночью. Сначала хотели подыскать апартаменты на первом этаже, загородить окна мебелью, но гейгерова трещотка так разошлась, что пришлось от этой идеи отказаться. Позаимствовали у хозяев четыре стула и спустились вниз. Там счетчик немного успокоился.

– Ах ты!.. – идущий первым Балаган едва удержался на ногах, неудачно отвесив пинка шмыгнувшей мимо крысе.

– Без жратвы не останемся, – хмыкнул Сиплый и присвистнул, направив луч фонаря в дальний угол.

Там, среди кучи пластикового хлама, битого стекла, обрывков полиэтилена, разбросанной металлической посуды и прочего, не интересующего крыс скарба, белели кости, много костей, и явно не собачьих.

– Раз, два, три… восемь, девять… – Гейгер поднял с земли маленький череп с округлым выпуклым лбом и, подбросив пару раз, швырнул в кучу мусора. – Семьи.

– Тут еще, – обследовал Ткач противоположную сторону.

– И здесь, – сообщил Балаган из соседнего, отгороженного стеной, помещения. – Вообще до хрена. О! Противогаз.

– Не сильно он выручил, – в дверном проеме появился медик, указывая большим пальцем за плечо. – Там десятка три-четыре покойников, без барахла. Видать, трупы складывали.

– Или объедки, – добавил Гейгер.

– Ждали помощи, – я чуть отпустил поводок, и тварюха, дотянувшись до вожделенной кости, начал точить о нее зубы. – Ждали-ждали, ждали-ждали…

– Пока не сдохли, – закончил капитан. – Все чисто?

– Тут окно, – отрапортовал Балаган.

– И с этой стороны, – указал Сиплый на прикрытую снаружи металлическим щитом нишу.

– Угу, – осмотрел Ткач широкую, но низкую дыру в фундаменте, потыкал стволом гладкий лист оцинкованной жести, свободно ходящий на петлях. – Понятно. Гейгер, Сиплый, щиты приподнимите, чтобы воздух ходил, на окна растяжки с запалом, в две нитки, в подъезд поставьте «эфку», дверь подвала заблокировать, очистить центр от железяк. Балаган, займись костром и кашей.

Мне работы не нашлось, и, так как напрашиваться не в моих правилах, я, распинав по углам замеченные железки, уложил подстилку и сел отдохнуть. Звереныш лег рядом, чмокая и высовывая сухой язык.

– Пить хочешь? Это можно, – я подобрал пластиковую тарелку и плеснул в нее воды.

Тварюшка настороженно обнюхал непривычную жидкость, но все же решился испить. Лакнул разок-другой и, распробовав, вылизал всю посудину, после чего уставился на меня голодными синими глазами.

– Чего? Теперь жрать хочешь? Да, брат, это тебе не мамкино молоко, – пришлось пожертвовать ломтиком вяленого мяса из своих запасов.

Тут маленький проглот разнюхивать не стал, схарчил за милую душу и снова уставился на меня, растянув пасть, будто в улыбке.

– Понравилось? Еще?

Только сунул руку за очередным ломтиком, как позади раздался возмущенный бас Балагана:

– Бля! Глазам не верю! Ткач, этот козел нашу жратву сраному мутанту скармливает!

– Ну, во-первых, не вашу, а свою, – не преминул я отметить, угощая тварюшку аппетитной говядиной. – Ты вот сейчас для чего костер разложил? Чтобы мое пшено варить. Лучше, нищеброд, скажи спасибо, что я тебя кормлю, пока. А во-вторых, этот, как ты изволил выразиться, «козел», сам далеко не лац. И столь непочтительное отношение к мутантам может его огорчить. Ты ведь не хочешь огорчать меня, дружище?

Балаган хмыкнул, дескать, погрози мне тут еще, но от дальнейшей критики предпочел воздержаться. Остальные тоже промолчали. Видимо, сегодняшняя неприятность с Сиплым внесла коррективы в оценку последствий разнузданного словоблудия.

– Признает, – усмехнулся Гейгер, кивнув на мирно чавкающую зверушку.

– Жрать захочешь, и не на то сподобишься.

– Смышленый. Ты глянь, зенки какие состроил.

– Красавчик, – потрепал я питомца по морщинистой башке.

Тот проглотил мясо и довольно рыгнул.

– А на вертеле еще лучше будет, – техник, воодушевленный моими успехами в общении с аборигеном, попытался ухватить Красавчика за филей, но гордое животное было готово терпеть фамильярности только от кормящей руки. – Ай! Сволочь! – Гейгер отскочил в сторону, держась за кисть. Из-под прокушенной перчатки между большим и указательным пальцами сочилась кровь. – Паскуда мелкая!

– Это тебе не девок мацать.

– Дай посмотрю, – лучась состраданием, прибежал на крик Сиплый. – Надо обработать. Черт знает, какая зараза у него на зубах.

А о моем пальце никто не заботился. И эта лицемерная скотина смеет называться врачом. Никому веры нет.

– Ага, – взбешенный Гейгер снял с рюкзака и разложил саперную лопатку, – сейчас обработаю.

Я подтянул Красавчика поближе и расстегнул кобуру.

– Плохая мысль.

– Отчего же?

– Она ведет к деструктивным действиям с вполне предсказуемыми крайне неприятными последствиями.

– Чего? – оправил ремень внимательно следящий за событиями Балаган.

Сиплый почуял общее настроение и решил плеснуть маслица, отступив за спину Гейгеру:

– А ты, Кол, не много ли на себя берешь? То по пустякам с ножом кидаешься, теперь вот из-за мерзкой твари готов человека мочкануть. И не какого-нибудь человека, а нашего доброго друга Гейгера, – сделал он ударение на слове «нашего». – Как-то не по-людски оно, не по-нашему. У тебя не возникает ощущения, что ты тут лишний?

– Возникает, – я поднялся, сверлимый настороженными взглядами, и скрутил подстилку. – Пойдем, Красавчик, нам здесь не рады.

– Вали-вали, – осмелел Сиплый.

– Ты куда? – вмешался до того хранивший молчание капитан. – Что за херня опять? Куда собрался, спрашиваю?

– Подальше от этой публики. Места много. Вон там переночую, за стеночкой, в компании молчаливых друзей.

– А завтра что делать думаешь?

– Утром видно будет.

– Пшено-то оставь.

– Это вряд ли, – предположил я, и тут же за спиной, со стороны Балагана, щелкнула застежка. – Не надо, дружище, не успеешь.

– Остынь, – дал Ткач голодному пулеметчику мудрый совет, после чего крикнул мне вдогонку: – Зря ты это, Кол! Так в команде дела не делаются.

Делаются, не делаются – вопрос дискуссионный, а жрать хочется всем и всегда.

Я чуток потеснил квартирантов, расчистив от костей место у стены, рядом с небольшим закутком, на случай, если граната в гости заглянет, привязал Красавчика к рюкзаку, раскатал лежанку, перекусил оставшимся мясом, запихивая его под приподнятый респиратор, и отправился на боковую. Но отдохнуть как следует мне не дали.