Сергей Дормиенс - In the Deep

— Синдзи, что за бред? Откуда такая возможность — такие операции с памятью? Ты же не об уборке в шкафу рассказываешь!

Еще одна улыбка. Еще тусклее, чем предыдущая, ровно под стать освещению коридоров «Тени».

— Н-наверное, надо рассказать все с самого начала.

Редкостно меткое наблюдение.

— По-моему, пробел в пять лет интереснее.

— А, это, — он тряхнул чубом. — Это как раз н-не интересно. Я идиот.

Синдзи с забавной фамилией Икари, посмертный сын канцлера Юго-восточной Империи. Пилот. Истребитель. Убийца. Он родился на полгода раньше меня, и все его детство — это огромный корабль и яркие лабораторные лампы, пытливые взгляды, странные тесты. Ученые имели строжайший приказ: внимательно следить за тем, что причуда давно уже мертвого канцлера — человек. Нормальный ребенок без отклонений в развитии. Синдзи сохранил о своем детстве немного деталей, запомнил только одну: однажды опыты прекратились, а ему стало пусто.

Я представляла себе ребенка, бродящего по кишкам и пищеводам «Тени», и мне было страшно. Звенящие стражи перешагивали через малыша, офицеры приносили его в лаборатории, когда Синдзи забирался слишком далеко. Синеглазый паренек хотел общаться и учиться, а исследователи замеряли пульс и ставили уколы.

Синдзи рос в окружении молчания, полутьмы и книг. Святое небо, как это банально. Почему дети не растут на дешевых шоу, почему их не подсаживают на бесконечные сериалы? Мой обормот рос на длинных-предлинных историях, одобренных Имперскими канцеляриями. Книги были скучными, там всегда побеждал Человек, и врагам становилось плохо, а Человек был всегда прав, даже если предавал всех вокруг во имя Великой Цели.

Человеком Синдзи вырос. Вот только почему-то не вырос тупым оболваненным фанатиком.

Гены, наверное.

С двенадцати лет его посадили в корабль. Так Синдзи впервые увидел сверхдредноут снаружи. В тот же день его познакомили с отцом, но в последнем он не уверен — слишком уж яркое впечатление произвела на него «Тень».

«Придет день, и ты сможешь в одиночку уничтожать таких же больших врагов» .

Парень сидел в углу своей каюты — почему-то я вижу это так — и думал над словами отца. Не мог он не думать на ними — маленький мальчик, умеющий врастать в мощную скорлупу и больно драться десятками видов космического вооружения.

Тогда в его жизни появилась Рей.

— … Однажды меня позвали в огромный испытательный отсек. Кто-то из ученых решил п-побаловать зрелищем. Там что-то происходило, в н-наблюдательной все суетились, писали и копировали д-данные на ручные терминалы. Но я тогда мало что запомнил: там мелькало, стреляло, звучали взрывы, плохо заглушенные силовыми п-полями. В толпе прозвучало слово «Аянами», и оно мне показалось приятным. Т-такое хорошее слово…

Перехватив мой взгляд, Синдзи кивнул:

— Да. Мне всегда нравились слова. Незнакомые, з-знакомые. Я с ними всегда что-то ассоциировал. М-можно сказать, что я влюбился в Рей до того, как ее увидел.

Это была плохая фраза, она пахла дрянной трагедией и страшной детской любовью мальчика, у которого никогда не было матери. Увы, Синдзи даже не попытался меня разочаровать.

— Она была красивая — и взрослая. И прошла мимо меня.

Малыш оказался настойчив, и удача ему улыбнулась.

Или как сказать.

Червоточина открылась прямо у Кристаллвардена-2, и планета в мгновение ока исчезла. «Тень» оказалась в часовом переходе от трагедии, а уже спустя два часа корабль размолотил на атомы двух Предвестий, вылезших из закатного зазеркалья.

Синдзи выволокли из кровати, посадили в теплую и знакомую машину, а в награду — ну как иначе? — с ним отправили Рей Аянами, которая тогда еще не была последней из. Пареньку было тринадцать лет, когда он впервые попал в Закат.

Мне хотелось хохотать. Я слишком живо представляла это: надутый от гордости и смущения мальчик, который везет свою женщину в опасность и твердо верит, что неуязвим. Я бы, наверное, рассмеялась, но было лицо Синдзи, который все это рассказывал, и было четкое подозрение, что могучее беловолосое супероружие посадили на «Сегоки» не ради безопасности Его Сына. Скорее, хотели, чтобы мальчик почувствовал себя в ответе за нечто большее, чем какое-то там человечество. Черт, я обожаю лабораторных крыс.

По ту сторону оказалось зазеркалье. В видеолокаторах «Сегоки» мальчик увидел судьбу человеческого мира. В причудливый узор сложились над планетой Предвестия, а с Кристаллварденом что-то происходило, там что-то менялось: поверхность становилась рыжей, а потом в яркой вспышке расцвел алый крест.

Плеча мальчика коснулась ледяная ладонь:

— Уходим, Синдзи, — сказала Рей. — Мы опоздали.

— Опоздали?

Мальчик едва дышал, глядя на пылающую зеленоватыми искрами планету — он даже не понял, что Аянами впервые обращается к нему.

— Да. Они только что создали новое Предвестие.

Обормот упорно смотрел мне в глаза, точно пытаясь передать весь свой тогдашний ужас, весь без остатка. Ты щедрый, Синдзи. Щедрый и добрый.

— Из планеты людей создают этих тварей?!

— Да.

У меня на языке крутился следующий вопрос, и я позорно пасовала, глядя на Синдзи. А он глядел на меня: «Ну, давай, дура рыжая, решайся уже» . Не дождался.

— Ты права, — вздохнул он. — Именно так. Так же, как создавались Аянами.

Наверное, это больно. Я не стала уточнять, каково мальчику было узнать про параллели между врагами и своей первой любовью. Я не стала спрашивать, как такое технически возможно и как люди такому научились.

Черт побери, у меня сегодня отличное воображение. Меня просто тошнит воображением, я словно лечу в какой-то колодец, и меня всю сжимает, сжимает, сжимает…

— Постой, — сказала я, нащупав ниточку, и быстро полезла из этой страшной ямы к спасительному свету нормального разговора. — Кацураги сказала мне, что никто не знает, что происходит с планетами в зазеркалье…

Синдзи нахмурился, а потом веско обронил:

— Она солгала.

Ниточка оборвалась. Черт.

— Но зачем?!

— Не знаю. У войд-коммандера свои правила и п-привычки. Я это уяснил сразу после возвращения из своей первой червоточины. Меня отдали ей в обучение.

«Первой?» Почему-то я в этом не сомневалась. Странно, да? На очереди у нас, наверное, страшная правда о том, «первая из скольких».

Войд-коммандер дрессировала своего подопечного, как животное. Синдзи помнил о первых месяцах знакомства с ней только ужасающую усталость и разбитое тело. Он синхронизировался с кораблем, и его расстреливали целой группой бешено маневрирующих судов. Юный пилот едва не терял сознание от одного вида стремительных векторов. Они стреляли, стреляли, стреляли, а Синдзи только и делал, что убегал, уходил, искал невероятные лазейки и прятался в изнанке.