Эдуард Жизневский - Сбой

А вот и зеркало. Отражение кажется родным. Это хорошо, когда отражение в зеркале кажется родным. Это очень хорошо. Значит, не все так безнадежно. Уже столько времени прошло. Четыре часа, как этот незнакомый даже с собою проснулся и терзает свою память. «Кто я?» Метр с чем-то росту, но сам себе кажется высоким. Наверное, он и есть высокий. Кожа красная. Очень нравится прическа, смахивает на дреды. И самое интересное – костяшки пальцев торчат несколькими шипами. Это так и должно быть? А ему нравится. Наверное, это нормально, когда сам себе нравишься. Именно нравишься, не переходя черту самолюбия.

Еще он находит в своей голове целый архив музыки. Архив был и вчера, но он точно знает, что это не из его памяти. Откуда? Этого не узнать. Незнакомец включает музыку «под настроение» (есть в этом странном архиве такая опция). По идее, это должно интриговать. Какая музыка на этот раз выпадет? Но интриги нет. Эта песня выпадает уже в десятый раз. И он в десятый раз ее прослушает. Потому что там теперь есть частица его. Он впервые задал себе вопрос: была ли раньше частица меня в этой песне? Мягко, приятно, но не по-домашнему, а слегка отстраненно, звучит гитара, и чей-то голос начинает тихо напевать:

Погреться у нарисованной печки,

Послушать несуществующий голос,

Он тихо споет тебе о хорошем,

Красивом, которым полон твой дом.

А где он? Ты это силишься вспомнить.

Ночью, рождаю странные мысли,

Приходишь к уже потрепанной фразе,

Что лучше оставить все на потом.

Песня была грустная, но красивая и светлая. И эти слова… Этот бедолага подумал о том, что он уже что-то искал в этой жизни. Или, может быть, он что-то нашел?

И встретив свое имя на одной из могил,

Ты с ужасом почувствуешь, что ты уже был.

И что тебе останется вместо мечты?

Ухаживать за ней, поливая цветы.

С этого места мелодия становится громче и напористей, как будто автор песни тоже хочет найти свое «я». Нет, они будут искать его вместе, вдвоем.

Тот праздник, что не доставил мне радость,

Тот вечер, который всех нас поставил на место,

Избавил нас от веселья

Которым, мы обладали с утра.

Бездомный, в боях потерянный кем-то рассудок,

Напоминает мне город сожженный,

Где вместо снега шел пепел,

Откуда, я убежал лишь вчера.

Почему именно на словах о городе и пепле щемит сердце? Он еще вчера начал догадываться, что город и пепел – действительно метафора, это действительно у него в голове. Что же с ним случилось? Это же было что-то ужасное. Оно накрыло резко, или давило день за днем?

И вспомнив свое имя за одним из столов,

Ты с ужасом почувствуешь,

Что ты не готов,

Исправить те ошибки,

Что наделал в пути,

Что наделал в пути…

Забились в головушке слушателя мысли: «Где ошибся я? Или ошибся кто-то другой… Даже мысль такая противна. Перекладывать на кого-то свои ошибки… Омерзительно».

«Ты не пугайся, сейчас придут посетители»

Опять мысль извне. Уж, не в психбольнице ли он? Так вот почему из комнаты нет выхода. Только не открывающееся окно, дверь ведет в душ и туалет. Пациент заперт и замурован. Но посетители… Они его знают! Несчастный волнуется, но старается держать себя в руках. Не получается. Черт с ним. Хотя бы имя они ему скажут. Он на это, по крайней мере, надеется.

– Ну, Валвес. Давай веди нас. К нашему пациенту.

– Ладно, Дима, как скажешь.

Валвес ухмыльнулся и открыл ту дверь, из которой мы пришли, и указал его рукой. Я его только хотел его обматерить, как у меня отвисла челюсть. Дверь уже не была выходом. Там был больничный коридор.

– Ну, ни, кхм-кхм…

– Да не бойся, сеть причин ты не повредишь. Можешь спокойно выразить свое восхищение без цензуры. Ты же в ее вселенной орудовал? – Валвес ткнул пальцем в Эми.

– Да. Разок даже не сдержался.

– И как оно, локальный микросбой?

«Без деталей, пожалуйста. Не дай бог сообразит, что у нас что-то серьезное»

– Плохо.

– Ладно. Пошли. Наведаемся к врачу.

После коридора, еще один, потом какой-то зал, а после и кабинет. Я уже запутался. Врач оказался небритым мужиком лет двадцати пяти с длинными, волнистыми волосами. Они все какую-то омолаживающую комбинацию используют? Никого из сотрудников СК старше тридцати я не видел. Ой-ей-ей, этот тип похож на врача еще меньше, чем Хаус. Если первой ассоциацией с Валвесом было слово «раздолбай», то здесь на ум приходило «металлюга». Майка – «Children of bodom», драные джинсы и сланцы. Так, а в чем я сам? Все тот же красный костюм, который мне дал Роботник. Надо бы во вселенной Хауса навестить ближайший бутик, или секонд-хэнд. Тут главное не деньги, а близость. Логичней было бы вообще не переодеваться, но я не очень люблю ярко-красный.

– Ну, с чем пожаловали. Меня звать Антонио Рубенс. А вы?

– Дмитрий Горяченков.

– Эми Роуз.

– А меня ты ж, надеюсь, не забыл.

– Да тебя, Валвес, вообще хрен забудешь. Может, расскажешь, зачем ты их сюда приволок?

– Нам нужно навестить пациента. Ты вчера с утра оперировал кого-то.

– Краснокожий человекоподобный зверь? О-о, это была мегажесть! – С такими лицами программисты хвастаются сложными программами, заработавшими после беспрерывной трехдневной отладки, или металлисты рассказывают о наикрутейшем слэме, добавляя что-нибудь вроде «а еще мне чуть глаз не выбили, крута-а-а».

– В смысле? – Переспросила упавшим голосом Эми.

– Я такого никогда еще не видел. До чего дошел. Пришлось отпилить тот участок памяти, который его так сильно шокировал. Это было нечто. Я минут семь обрабатывал его дэт-металлом до нужной кондиции, иначе все – хана. То, что он за пару дней пережил… Иметь дело с такой памятью…

– Достаточно. – Оборвал я его, не дожидаясь, пока Эми поседеет. – Что с ним?

– Нормалек. Через пару недель должен отойти и воспринять не вырезанную память. А так, хоть сейчас выписывай. О невырезанном прошлом можете рассказывать что хотите, только при нем ни каких упоминаний о Бэтмане, Макс Пэйне, Кейне из игры «Cane & Lynch», Нико Белличе, Карателе и других похожих героях. А то может целый букет болячек заработать. Альтернативные психозы всех мастей, синдром подмены, новую амнезию, болезнь Человека-паука. Ну, типа, побочные эффекты всякие. Мы память персонажей с одним типажом использовали. Принцип «Клин клином». В общем, те персонажи, которым особенно сильно от жизни досталось, вечные страдальцы. Но это ток на месяц, пока все не срастется, а там пусть хоть все эти игры зараз проходит.

– У вас есть вырезанный фрагмент памяти? – Голос Эми слегка дрожал.

– Сейчас найду.

Рубенс застыл. Наверное, перекапывает свой модуль.

– Блин, найти можно, но тяжело. Я лучше вам творческий первоисточник этой вселенной закину. Вы все поймете.