Константин Дроздов - Свастика в Антарктиде

— Я должен тебе кое-что рассказать о себе, Магдалена, — решился я.

Девушка уселась в кресло, поджав ноги. По ее взгляду я понял, что она давно ждала этого рассказа. Немного помедлив, я начал свою историю. И начал ее с того момента, когда в октябре 1942 года получил от Германа Хорста предложение работать в «Аненербе».

Магдалена слушала меня внимательно, не перебивая. И лишь когда далеко за полночь я закончил свое повествование рассказом об обнаруженных в комнате Рауха тетрадях, она поднялась с кресла и, подойдя к окну, долго смотрела на город. Я ждал. Наконец она подошла и, приобняв меня сзади за плечи, сказала:

— Подобную тетрадь я видела у Марии Орич. Два дня назад, вечером, я зашла поболтать с Зигрун. Марии в пещере не было. Зигрун сказала, что та последнее время часто засиживается в библиотеке. Через некоторое время я заторопилась к тебе и при выходе столкнулась с Марией. Через руку у нее было перекинуто полупальто, из-под которого торчал краешек тетради, очень похожей на одну из тех, которые ты описал. Я подумала, что это книга, но теперь поняла, что это была все-таки тетрадь. На следующее утро обнаружили мертвого Рауха.

Я прикрыл ее ладони своими.

— Что же касается всего остального… — Магдалена нежно взъерошила мне волосы. — Для меня ты всегда был не таким, как все.

Поглаживая ее ладони, я вспомнил свой разговор с Хенке, состоявшийся на следующее утро после нашего полета в Патагонию. Тогда он сам подошел ко мне с просьбой переговорить.

«Давай, Вернер, говори, в чем дело», — поторопил я офицера. Я был озабочен поисками таинственного пловца, а Хенке мялся, видимо, не зная, с чего начать.

«Я по поводу тех индейцев. Тогда все странно так произошло. Мы в карты решили перекинуться, и я как-то отвлекся от окружающей обстановки. Виноват — опьянел совсем от свежего воздуха. Вот они и подкрались, а потом и на прицел нас взяли. Настроены они были решительно, судя по их лицам. Думал, пристрелят нас. Но в какой-то момент они вдруг все одновременно сникли как-то, и винтовки из рук у них стали валиться. Мы с Готтом, конечно, тут же их окончательно скрутили и разоружили, — Хенке перевел дыхание. — Может быть, это госпожа Зигрун постаралась, но вот только в тот момент ее рядом не было. Она отлучилась на корабль. Может, вы все и так знаете, но я решил все-таки доложить».

«Я в курсе, но молодец, что рассказал», — похлопал я тогда офицера по плечу, не придав его рассказу особого значения. Теперь все выглядело иначе.

На следующий день я нашел Марию Орич в городской библиотеке. В полуденный час она была здесь одна, расположившись за самым дальним столом, спиной к выходу. Я направился к ней. Светлые волосы, как всегда собранные в длинный хвост, отливали золотом.

— Здравствуй, Эрик, — тихо сказала она, не поворачивая головы, когда мне оставалось до нее еще несколько шагов. Я улыбнулся.

— Позволишь присесть рядом? — спросил я, приблизившись.

Она, не поднимая головы от газетной подшивки, кивнула. Я сел напротив. Дождавшись, когда же она поднимет на меня свои синие глаза, я снова улыбнулся и сказал:

— Давно не было возможности поговорить. Как дела?

— Все хорошо, Эрик, — ответила она, задумчиво посмотрев на меня.

— Трудно тебе там пришлось.

— Все позади. — Она снова опустила взгляд в газету.

— Трудно быть одному, но теперь ты среди друзей. Ты можешь всегда рассчитывать на мою помощь.

Мария молчала.

— Ты знаешь, как умерли Раух и Брум? — все же решился спросить я.

— А ты? — Мария перелистнула страницу.

— Думаю, что да, — сделав паузу, я продолжил: — Я прочитал некоторые из тетрадей Рауха. Для таких существ, как он, финал был закономерен. Его необходимо было уничтожить.

— Финал был незакономерен для тех людей, которых он замучил. — Мария снова взглянула на меня и перевела взгляд в окно, в которое просматривалась лишь глухая стена соседнего здания. И Орич смотрела на эту стену не отрываясь. — Почему каждому мерзавцу, прежде чем он уйдет, удается свести в могилу десятки, сотни, тысячи, а иногда и миллионы людей? — Мария снова посмотрела мне в глаза.

— Зло обладает огромной силой, и оно не сковано никакими правилами и условностями. Зло — это болезнь, своеобразный вирус, который заражает или убивает все живое рядом, и не всегда от этой болезни есть лекарство.

— Почему и нам не презреть правила и условности?

— Сложные вопросы ты задаешь, Мария, — вздохнул я. — Правила дают возможность нам остаться людьми.

— А если правила устанавливают мерзавцы?

— Есть общечеловеческие правила, которых надо придерживаться. Они могут быть не написаны на бумаге, но именно их соблюдение делает человека человеком.

— Эти общечеловеческие законы делают нас слабее.

— Чем больше людей их будет придерживаться, тем сильнее они будут становиться, и легче будет противостоять тому злу, о котором ты говоришь.

— Странно все это слышать от тебя, Эрик. Кому как не тебе знать, для чего создан человек. Это же машина для работы и войны.

— Ты права. Это, видимо, наша основная программа. Но мне претит быть тупым рабом своей программы. С недавних пор я стал понимать, что люди часто допускают фатальную ошибку — они слепо верят в то, что им говорят те, кто считает себя вправе указывать им дорогу. Вождь отождествляется с теми прекрасными целями, которые он провозглашает. Но слепое следование за лидером или постулатами идеологии либо религии превращает людей в послушное и глупое стадо, а у того, кто ведет это стадо за собой, развивается мания величия. А спустя некоторое время он начинает и вовсе считать себя великим и непогрешимым богом, решающим по своему усмотрению, кому жить, а кому умереть. Нельзя позволять думать за себя.

Мария долго молчала, глядя на меня, и наконец, опять уставившись в стену за окном, заговорила:

— У меня была подруга. Даже не так. Это была пятнадцатилетняя девочка, к которой я относилась как к младшей сестре. Звали ее Зоя, родом она была из Румынии. Когда-то ее родители эмигрировали в Германию. В тридцать девятом она осталась сиротой. Обладая паранормальными способностями, она попала в «Аненербе». В сорок первом ее направили в экспериментальную команду доктора Рауха. Несколько месяцев я пыталась что-то узнать о ее судьбе, но узнала лишь, что большинство испытуемых доктора Рауха пропадают бесследно. А однажды мне приснился очень страшный сон. Я увидела смерть Зои под скальпелем Рауха. Умирала она долго и мучительно. Проснувшись, я поняла, что это не сон. С тех пор я ждала возможности встретиться с Раухом. И этот день настал. Я получила большое удовольствие, заставляя Рауха смотреть мне в глаза и ощущать, как замедляется биение собственного сердца. Хочется крикнуть, чтобы позвать на помощь, но не хватает воздуха — легкие разрываются от его нехватки. Хочется вскочить с постели, чтобы сделать спасительную инъекцию, но мышцы намертво скованы неведомой силой. Возможно, я попрала общечеловеческие ценности, но когда я увидела ужас в обезьяньих глазах умирающего мерзавца Рауха, мне стало легче.