Вячеслав Шалыгин - Грозовой фронт

— Ладно, замяли тему, — Копейкин отхлебнул кофе и кивнул. — А я вот люблю что погорячее. Если уж кофе, то как сейчас, прямо с огня, если тачки, то старые, бензиновые, с настоящим выхлопом, а не водородно-гибридные, у которых вода из «глушителя» капает, а если драка, то чтоб со взрывами, с лазерами, плазмой или хотя бы с пороховой стрельбой. И огонь люблю. Особенно костёр. Я когда раньше о сталкерской жизни читал, первым делом себе костёр представлял, привал и разговоры. Романтика! Почти как сейчас.

— А оказалось, что эти костры в Зоне такая же редкость, как пенная ванна, — сказал Найдёнов. — И посиделки вокруг них — это русская рулетка. То ли бандюги на костерок заглянут и глотки всем романтикам перережут, то ли механическое зверьё ракету с тепловым наведением запустит для профилактики.

— Отсечка тепло не выпускает, — сказала Лера.

— Я не о данном конкретном случае, а о десятках других, — Найдёнов указал большим пальцем за спину. — Там, в чистом поле. Сколько недоделанных сталкеров, вроде нашего Вани, в первую же ходку у костерков своих навечно остались? Сотни, а то и тысячи. Это я вам как бывший чистильщик могу подтвердить. Идёшь, бывало, на рассвете в патруль или посты менять, а эти юные романтики лежат вокруг кострищ погасших. И у всех лица такие удивлённые… мол, как же так, мы ведь за романтикой сюда припёрлись, а нас убили, какая-то фигня получается!

— Может, и эту тему замнём? — Копейкин невольно поёжился.

— Вспомнил, как сам в первый раз сюда попал? — Найдёнов усмехнулся. — Тоже, поди, едва копыта не откинул?

— Мы вдвоём попали, с Васей Кошкиным, оператором, только не сюда, а в Сосновый Бор. Хотели репортаж из самой ж… из самого центра Питерской локации передать. А там как раз подготовка к летней морской кампании шла… ну, к тому восстанию гидромехов в Крыму и в Финском заливе, помните? Чугунки нас «шаровухами» обстреляли. Васю убили. А меня Леший подобрал, вытащил оттуда, а я… потом. А-а, не хочу вспоминать!

Копейкин энергично махнул рукой.

— Чуть не продал его потом, — жёстко закончил Найдёнов.

— Без «чуть», — тихо сказал Иван, опустив взгляд в чашку. — Продал, как последняя скотина. Если б не история с шахтами, скоргиумом и таблетками Шульца… так и остался бы я скотиной продажной.

— Раскаяние есть очищение, — изрёк Найдёнов и похлопал Ивана по спине. — Людям всегда надо давать второй шанс, особенно молодым. Мало ли куда занесёт по молодости, по глупости. Да, Лера?

— Меня не заносило, — девушка вздохнула. — Пока переходный возраст был, отец меня контролировал. А он у меня серьёзным был мужчиной, не забалуешь. После Катастрофы и Узла пришлось самой выкручиваться. Иногда честно жила, чаще не очень, но выбора у меня всё равно не было, так что… свой шанс измениться я не использовала.

— Ещё используешь, если понадобится, — уверенно заявил Сергей. — Ты ещё девчонка совсем. А вот я использовал. Как и Ваня. И ни разу не пожалел.

— Ну, ты-то не сильно круто развернулся, не на сто восемьдесят, — заметил Копейкин. — Я из предателей в нормальные пацаны шагнул, и Леший, когда из мелких торговцев в крутые сталкеры подался, тоже резко жизнь свою изменил, а ты как был крепким и положительным, так и остался супер-бройлер-меном, защитником людей. Только теперь в частном порядке этим занимаешься, а не в славных рядах Барьерной армии.

— Язва ты от неприличной болезни, а не нормальный пацан, — Сергей отвернулся.

— Обиделся, что ли? — Иван удивлённо вскинул брови. — Впервые вижу! Слышь, Серёга, прости тогда. Нет, правда, прости.

— У меня мама… была, — вдруг сказала Лера, — с приветом. В юности. По зоне отчуждения с огнемётом ходила. Зверьё жгла, предметы, ну и людей иногда… по ситуации. На неё даже охоту открыли. А она просто не могла себя контролировать, обязательно ей что-нибудь сжечь надо было. Пунктик такой, расстройство психическое.

— Пиромания называется, — подсказал Иван.

— Да. Но ведь она не просто так это расстройство получила. У неё в детстве сильная психологическая травма была. Мама её, бабушка моя, у неё на глазах погибла, отец… тоже. Короче, её лечить надо было, а её травили. Но потом отец её нашёл. Вот вроде как тебя, Ваня, Леший подобрал, так и папа её из передряги вытащил и у мамы дела сразу на поправку пошли. Через год она почти выздоровела, а через три, когда они с папой снова встретились, она абсолютно нормальной стала. Потом я родилась и мы ещё долго жили как нормальная семья.

— Вот, — сказал Найдёнов, — тоже яркий пример. Если дать человеку шанс, он не только поведение своё может изменить или жизненную позицию, но и недуг побороть.

— А почему только отец тебя в юности контролировал? — спросил Копейкин у Леры. — Куда мама делась?

— Исчезла, — тихо сказала Лера. — Ушла в очередной раз в Зону и пропала. Я сначала думала, что она погибла, но отец почему-то верил, что она жива и обязательно вернётся. Но… пока не вернулась.

— Да уж, — Копейкин вздохнул. — Зона и раньше своего не упускала, и сейчас не упустит. Кого не убьёт, того перекроит, или облапошит, оберет, сведёт с ума… и так далее. Но прежним отсюда никто не выходит.

— Отсюда вообще никто не выходит, — сказал Найдёнов и залпом допил свой кофе. — Лера, спасибо. Кофе отличный. Просто как дома побывал. Теперь пойду, проверю обстановку.

— На здоровье, — Лера грустно улыбнулась. — Там всё спокойно, я пару камер установила и теперь по своему особому каналу картинку получаю.

— Да мне всё равно надо выйти, — Сергей одним прыжком выбрался из бункера.

— Хороший Серёга парень, — Копейкин вздохнул, — только простой, как пулемёт. Ему бы образования чуток да командирской соображалки…

— Если все будут командирами, кто будет пулемётчиком? — Лера покачала головой. — Но я поняла твою мысль. Нам действительно не хватает ещё одного толкового товарища, желательно из офицеров. Но командиром у нас всё равно всегда будет Леший. На то есть множество причин, уж поверь.

— А генералом, условно говоря, всегда будет Механик?

— Условно говоря, да.

— А всё-таки, что ещё он тебе шепнул, когда вы связывались? Ну, хотя б намекни!

— Нет, Ваня, не могу, — Лера вздохнула. — Пока рано.

— Не особенно надеялся, конечно… — Иван почесал в затылке. — Ладно, тогда пойду спать. Можно?

— Иди.

Иван ушёл в дальний угол и улёгся на расстеленном коврике. Минуту спустя в бункер спрыгнул Найдёнов. Он вопросительно взглянул на Леру.

— Чего это Ванёк разлёгся, ему дежурить через полчаса.

— Я подежурю, всё равно не усну, — сказала Лера. — Ты тоже отдыхай.

— Как скажешь, — Сергей взглядом указал на кресло. — Там можно?

— Пожалуйста, — Лера махнула рукой. — Везде можно.

Она едва дождалась, когда Сергей устроится в кресле. Когда оба спутника отворочались, устраиваясь поудобнее, и засопели, Лера обняла себя за плечи и наконец дала волю эмоциям. Плакала она почти беззвучно, но очень горько. Почему-то именно сегодня, спустя семь лет после того, как не стало отца и почти семнадцать после исчезновения мамы, Лера впервые остро осознала, насколько она одинока. Крёстный и Леший, конечно, скрашивали её одиночество, каждый по-своему, но и только. Скрасить — не развеять. Одиночество, как и всякая едкая дрянь, разъедают любую краску. Вот если бы тот же Леший сумел стать тем, о ком Лера всегда мечтала… нет, не то чтобы принцем на белом коне, но…