Андрей Щупов - Оккупация

— Все равно, — снова подал голос бывший зек, — в побеге нам хоть какой-то шанс светит, а что мы будем здесь иметь? Выведут завтра на арену и поставят против настоящих мастеров.

— Если Вадим будет рядом, мы и мастеров одолеем. — Без особой уверенности сказал Миронов.

— А харан? Салудин говорит, эта тварь больше слона. И пасть — как ворота! Это же форменное самоубийство!

— Не совсем, — негромко возразил Салудин, — на моей памяти харанов все-таки побеждали. Правда, случалось это всего дважды, и в обоих случаях победителями были мои соплеменники.

— Ты хочешь сказать — шерхи?

Салудин молча кивнул.

— У нас есть свои способы одерживать верх.

— Это какие, например? — немедленно встопорщился Танкист.

— Например, мы можем наносить отвлекающие удары, которые обычный человек просто не видит, можем ослеплять мыслью, навевать сон, а можем и сами становиться невидимыми.

— Невидимыми?

— Это особое искусство боя. Давнее изобретение шерхов.

— Но суть-то этого изобретения в чем? — снова не утерпел Танкист. — Или секрет?

— Почему же, суть могу объяснить, тем более, что вас она ничуть не вооружит. — Упреждая вопрошающие взгляды слушателей, Салудин терпеливо пояснил: — Мало знать, нужно уметь. Если же говорить о сути, то она состоит в том, что решивший стать невидимым шерх воздействует на противника сразу всеми своими свойствами. Если пустить в ход невидимые руки, а вы уже знаете, что они у нас есть, и особым танцующим шагом перемещаться из стороны в сторону, можно действительно уподобиться призраку.

— Айкидо, — понимающе кивнул Шматов. — Только еще круче, поскольку есть руки-невидимки.

— Кроме того, — добавил Салудин, — опытные шерхи могут при этом окутывать своего соперника миражами, навевать страхи и нужные мысли.

— Ты тоже это умеешь?

Салудин чуточку смутился.

— Нет, я не умею. Этой техникой владеют лишь избранные шерхи.

Шматов покосился на Сергея.

— А ведь Дымов тоже, помнится, вытворял нечто подобное?

— Может, и вытворял, только нас-то он в подробности не посвящал.

— То-то и оно! — фыркнул Танкист. — Вы тут сидите, в натуре, губу раскатали на чужую помощь, а по жизни окажется, что и ваш Вадик против этих харанов спасует. Ты-то что посоветуешь, Салудин?

Шерх прямо взглянул на Танкиста.

— Когда речь идет о жизни и смерти, посторонние советы мало чего стоят. Это ваш выбор.

— А сам-то ты что собираешься делать?

С той же невозмутимостью Салудин ответил:

— Шерхи с поля боя не бегут. Если же бегут, то они перестают быть шерхами. Раз надо драться, я буду драться. За себя и за брата…

Дверь за их спинами отворилась практически бесшумно, но нервы всех четверых были столь напряжены, что легкий скрип дерева заставил их вздрогнуть.

— Это еще что за хрен с горы… — начал было Танкист и тут же умолк. В сопровождении сотника-суфана и десятка вооруженных стражников в барак вошел пышно разодетый дайк.

— Ишь, павлин какой! — фыркнул Миронов и немедленно ощутил, как нечто невидимое стиснуло его плечо. Та самая рука-невидимка, о которой поминал Салудин…

— Тише! — шепнул он. — Это сам Фебуин.

— Какой еще Фебуин?

— Каргал, — шепнул шерх. — Вождь десятитысячник, один из ближайших советников мафата.

Слова свои Салудин, сопроводил непонятным жестом, быстро коснувшись лба и груди, после чего с почтительностью поднялся с лавки.

— Нам тоже встать? — шепнул Миронов.

Но ответить Салудин не успел. Рукой, увенчанной золотым браслетом, каргал величаво махнул обитателям барака, разрешая сидеть.

— Рад тебя встретить здесь, славный Салудин из рода Каро! — напевно произнес он. И хотя половины слов россияне не поняли, но выручила интонация гостя.

— И я рад тебя приветствовать, высокородный каргал!

— Жаль, что судьба забросила тебя в стан рабов, но уверен, все очень скоро изменится. — Фебуин неспешно огладил свою пышную бороду, поправил роскошную, унизанную самоцветами цепь, внимательно посмотрел на россиян. — Какой язык понимают твои соседи?

— Их родной язык — русский. По дайкирийски они тоже немного понимают, но говорят пока плохо. Будет лучше, если я буду переводить.

— Да будет так, милейший Салудин! — брезгливо оглядев убранство барака, каргал сделал знак своим слугам, и двое из них немедленно принесли нечто вроде небольших ковриков, быстро застелив ближайшие лавки. Еще трое слуг распахнули принесенный сундук, из которого на свет вынырнул поднос с диковинными фруктами и высоким явно не пустующим кувшином.

— Будет лучше, если мы пересядем. — Сказал Фебуин. — А заодно поднимем кубки за вашу сегодняшнюю победу. Уверен, такого вина вы давно не пробовали.

— Это точно! — хмыкнул Танкист и первым двинулся к застеленным коврами лавкам.

Пожалуй, один только Танкист и пил вволю. Шматов с Мироновы ограничились тем, что только попробовали вино, после чего с жадностью налегли на фрукты, благо последние обладали замечательным вкусом, напоминая нечто среднее между ананасом, морковью и персиком. Была здесь, впрочем, и привычная слива вперемешку с краснощекими яблоками, дразнили взор тугие кисти винограда. Все, разумеется, отменного качества, без пятен, червоточин и гнили. Еще одна причина, по которой, верно, понравилось Ксении местное житье-бытье. Можно было не сомневаться, что за того же несчастного червяка, обнаруженного в яблоке каргалом или мафатом, кого-нибудь из слуг немедленно приговаривают к наказанию. Может быть, даже к смерти. Так или иначе, но вино господа офицеры только пригубливали, справедливо рассудив, что головы лучше сохранять трезвыми — в особенности накануне решающего боя. Танкист же себя ни в чем не ограничивал, поскольку чуть ранее по общему соглашению бывшего зека произвели в оруженосцы, лишив, таким образом, права на поединок. Татуированный приятель особенно не ерепенился, хотя и попытался поначалу изобразить обиду. Как бы то ни было, но вино быстро поправило его настроение, и очень скоро каргал стал поглядывать на Танкиста с отеческой благожелательностью. Иначе и быть не могло, так как последний бесцеремонно перебивал всех и каждого, то и дело встревал в беседу, веско высказывая собственное мнение. Такое поведение позволительно не каждому, и ничего удивительного, что Фебуин решил прислушиваться к мнению этого маленького человечка.

Впрочем, разговор не клеился, и очень скоро это стало ясно всем присутствующим. Каргал говорил красиво и осторожно, щедро пересыпая обычные фразы великоречивыми комплиментами в адрес «несравненных бойцов» из России, однако цель его визита мало-помалу выплывала наружу. Дело заключалось в том, что каргал был игроком — игроком страстным и азартным, готовым ради победы практически на все. Об этой самой победе он и собирался с ними поговорить, но как и положено на востоке — с переговорами не спешил. В конце концов, не выдержал подогретый вином Танкист. Ухнув по лавочке кулачком, он сипло вопросил: