Роман Глушков - Последний барьер

Десантников оказалось четверо. Было слишком рискованно позволить им достичь дна шахты — они могли открыть огонь до того, как ступят на пол и отстегнут себя от спусковых устройств. На что у них также уйдет всего мгновение. Именно поэтому десантники действовали по двое: одна пара двигалась выше другой, но все — с одинаковой скоростью. Тех, кто скатится раньше, должны были поддержать огнем еще не закончившие спуск товарищи. А их затем прикрыла бы первая двойка, как только она избавилась бы от тросов и снова смогла стрелять… Обычная штурмовая тактика, в которой оперативники «G. O. D. S.», без сомнения, были искушены.

Знал ее и Пожарский. Правда, лишь в теории, но и этого ему вполне хватило. Он предугадал маневры десанта и не позволил ему довести дело до конца.

Едва холл и шахту озарили гранатные вспышки, Мерлин тут же заглянул в дверь лифта и учинил над квартетом верхолазов злую шутку. Нет, он не шарахнул по ним телекинетическим импульсом. Несмотря на свою простоту, этот импульс был слишком энергоемок, чтобы растрачивать его мощь на удары в спину. Или по задницам, учитывая ракурс, с которого Семен взирал сейчас на врагов. Он проделал с ними то же самое, что и с бойцами Трюфеля после того, как приутопил их тогда в бетоне. А именно — образовал в месте, куда намеревались десантироваться «гаранты», маленькую гравитационную ловушку.

Маленькую, да удаленькую. Почему ее создание давалось «жженым» легче, чем телекинез? Наверное, потому что вектор ее действия был параллелен вектору земного притяжения, которому в данном случае метаморф не противился. А его жертвам и подавно не удалось поспорить с многократно возросшей под ними гравитацией.

Во сколько раз Пожарский увеличил ее на дне шахты: в два, в три или же в десять?.. Вмиг отяжелевшие «гаранты» не оборвали тросов. Но не рассчитанные на такой вес лебедки не удержали верхолазов и фактически уронили их на пол, как будто у тех вовсе не было страховки. Рухнув камнем с десятиметровой высоты, они ударились оземь с такой силой, что на них растрескались доспехи и шлемы. Про кости и внутренности десантников говорить и вовсе не приходилось. Кроме, пожалуй, одного: с такими травмами люди в Зоне долго не живут.

Сделав свою гиблую работу, ловушка не исчезла, и мы могли больше не опасаться атак с верхних ярусов. К сожалению, избавление от этой угрозы ненамного улучшило наши дела. Но теперь мы хотя бы не воевали на два фронта и могли сосредоточиться на обороне одного из них — какое-никакое, а облегчение…

Обещание Мерлина исполнилось во второй раз: вскоре нам стало опять чертовски жарко.

Хозяева не подозревали, что в нашей бласторезке иссяк боезапас. И потому не стали больше набрасываться на нас, швыряя шоковые гранаты, хотя, как знать, возможно, сейчас этот прием сработал бы. Перегруппировавшись за пределами холла, противники решили сменить тактику. Они расставили в трех видимых нами дверях ботов и приказали им непрерывно обстреливать нашу баррикаду из пулеметов. Лучевые пушки, как и плазменные гранаты, Умник также в ход не пускал. Очевидно, боялся прожечь лазером корень Исгора или повредить оставшиеся лифты.

Куда подевалась вражеская пехота, мы пока не знали. Но предполагали, что во избежание новых жертв она проникнет в холл через непростреливаемую нами дверь. А затем под прикрытием биомехов и своих пуленепробиваемых щитов начнет подбираться к нам с флангов, вдоль стены лифтового колодца.

Вступать в перестрелку с ботами было не слишком разумно. Но иного выхода не оставалось — их пули крошили и разрушали нашу баррикаду. Мерлин не мог дотянуться до них своей «магией» или подчинить их себе — не позволяло расстояние. Мы тоже толком не видели этих пулеметчиков, прячущихся во мраке примыкающих к холлу коридоров. И потому палили по биомехам почти наугад, целясь не в них, а в темные проемы коридорных выходов.

Позиционная война вынудила меня отложить короткоствольный «Ультимар» и вооружиться трофейным ИПК. Все равно боеприпасов, снятых нами с трупов пулеметчиков, было не слишком много. И они в любом случае иссякнут до того, как пулемет в моих руках выйдет из строя. Хотя, конечно, я не транжирил зазря магазины и отстреливался исключительно короткими очередями.

Впрочем, бить по ботам длинными очередями не получалось. Бронированные твари не нуждались в укрытиях и не шарахались от наших выстрелов, поэтому легко вычисляли, откуда именно они раздаются. После чего нацеливали на ту точку баррикады сразу несколько своих пулеметов. Тому из нас, на ком в этот момент сходился клином свет… или, вернее, огонь, приходилось спешно прятаться или подыскивать себе новую позицию. Что было не так-то легко, поскольку скромные размеры укрытия предоставляли нам мало пространства для маневров.

Вывороченные из пола и «склеенные» Мерлином гранитные глыбы защищали нас лучше, чем биомехов — их легкая броня. Отрадно было видеть, как после какой-нибудь нашей очереди в коридорах вспыхивали снопы искр и пули противника начинали лететь не прицельно, а как попало — в стены, пол и потолок. Три его огневые точки умолкли окончательно. Неизвестно, уничтожили ли мы при этом самих ботов, но без своих орудий они были для нас уже не так опасны.

И все бы ничего, но затягивание перестрелки не шло на пользу ни им, ни нам. Совершенно очевидно, что «гаранты» нарочно не торопились с фланговыми атаками, давая возможность биомехам хорошенько измотать нас пулеметным огнем. И хоть мы всячески старались не подставляться под пули, иногда они оказывались проворнее нас.

Одна такая мерзавка ударила в баррикаду так близко от моего лица, что в него впилось сразу два гранитных осколка. Самый крупный из них проткнул мне насквозь щеку, а самый коварный вонзился в глаз… К счастью, в уже отсутствующий левый — тот, на месте которого красовался энергетический углеродный сгусток. Тонкий и острый, как лезвие скальпеля, кусочек камня угодил в нижнее веко, точно между костью глазницы и торчащим в ней алмазом. Будь на его месте нормальный глаз, сейчас я бы его гарантированно лишился. А так всего лишь разразился бранью. И, несмотря на боль и заливающую лицо кровь, мысленно поблагодарил злосчастную пулю за то, что она ударила в гранит, а не прошла пядью правее и не снесла мне голову.

Выплевывая из продырявленного рта кровавую слюну, я аккуратно, дабы те не сломались, извлек осколки из ран. Сложно было делать это дрожащими руками. Но просить кого-либо мне помочь означало отвлечь товарища от дела и ослабить нашу огневую мощь. Мерлин, правда, в перестрелке не участвовал, однако к нему я тоже не стал обращаться с этим вопросом. На Семене лежала задача не менее ответственная, чем наша. Сжимая в кулаке «Сердце зверя», он следил за обоими флангами. Следил настолько сосредоточенно, что, казалось, даже не замечал проносящиеся у него над головой и бьющие в стену колодца пули. Весь вид Пожарского свидетельствовал о том, что он готов к решительному отражению атаки. И мне было как-то неловко сбивать нашего благодетеля с должного настроя и беспокоить его из-за своих царапин. Пускай те кровоточили и выглядели ужасно, они были далеко не самыми серьезными ранами, какие мне доводилось когда-либо зализывать в Пятизонье.