Артем Мичурин - Еда и патроны

— Ты делаешь успехи.

— Одна койка — три «пятёрки». Берём так же едой, коронками, или по курсу.

— Второй этаж, окна на «Малину», — выложил я пять монет.

— Э-э… — грязные пальцы быстро сгребли серебро. — С той стороны свободных комнат нету.

— Так найди, — добавил я ещё две монеты.

— Как вас записать? — осклабилась особь.

— Тарас Камша.

— Эй, рвань помойная, ну-ка съеблись отсюда! — крикнул мой любезный провожатый в смрадную темноту «апартаментов».

На двух соломенных тюфяках, недовольно бурча и матюкаясь, заворочались тела.

— Живей, голытьба! Праздник у вас сегодня, — на липкий от грязи пол, сверкнув, шлёпнулась одна из ранее отсчитанных монет.

Тела сразу оживились. Ближнее, не утруждая себя принятием вертикального положения, на карачках засеменило к источнику гипнотического серебряного блеска, но, не дойдя до цели считанных сантиметров, было остановлено вторым претендентом. Тот ухватил ползуна за волосы и, с силой отшвырнув, подобрал монетку.

— Ты чё творишь? — заскулило тело, поднимаясь. — Это ж на двоих. Сергунь, погоди, — припустило оно за удаляющимся компаньоном. — Слышь, Сергунь…

— Отъебись.

— Ну чё ты? Пошли к деду, а то с нюшкиной бормоты до сих пор кишки горят.

— Отъебись, сказал.

Голоса под аккомпанемент скрипучих половиц спустились вниз и затихли.

— Ваш ключ, — передал мне смотритель здоровенную кованую железяку и, чиркнув спичкой, поджог фитиль висящей под низким потолком керосинки. — Замок крепкий, дверь тоже. Тут чистая параша. А эту, — поднял он стоящее в углу ведро, чем спровоцировал распространение по комнате резкой вонищи, — я заберу. Да, — смотритель остановился в дверном проёме, — парашу в окно не сливать. И, бога ради, не стреляйте тут, будут проблемы.

Я понимающе кивнул, получил в награду гнилозубую улыбку, после чего остался наедине со своим временным местом обитания.

В предыдущие два визита во Владимир судьба меня хранила от близкого знакомства с клоповником. По крайней мере, жить тут не приходилось. Но на третий раз, видно, милость проведения подошла к концу.

При осмотре комнаты сразу возник вопрос — о каких таких койках шла речь? Из мебели в этом хлеву наличествовали только примостившийся у окна стол да скамьи вокруг него, а вдоль стен были разложены набитые соломой грязные тюфяки — каждый со своим неповторимым букетом, сотканным из ароматов пота, мочи и блевотины. Выбрать среди десятка этих сосудов смрада наименее вонючий оказалось делом весьма непростым. Отбраковав наиболее чётко выраженные отдушки экскрементов и рвотной массы, я остановился на двух равноароматных подстилках. Так как половина набивки давно покинула своё вместилище через многочисленные прорехи, сложил оба тюфяка вместе и накрыл брезентом. Получилось относительно мягко и терпимо для носа. Если за ночь ещё и никакая зараза не пристанет — будет вообще заебись.

К привычным-то болячкам я стоек, а вот вши для обитателей подобных заведений — зло почти неизбежное. Сами по себе они больших проблем не доставляют. Побрился, помылся — и нет паразитов. Но когда поблизости свирепствует чёртова копоть… Кто знает, какое путешествие довелось проделать нашему маленькому паразитирующему другу, прежде чем оказаться тут, в складках вонючей дерюги, и запустить свои крохотные жвала в мою шкуру? Ну и клопы, само собой. Куда же без них? А ещё велик риск быть покусанным крысой, кои тут тоже не редкость. Да можно просто наступить на ржавый гвоздь, заработать гангрену, и кирдык. Словом, берегись — не берегись, а судьбу не обманешь. Если на роду написано от пули сдохнуть, никакая хворь не возьмёт, а коли суждено от заразы смерть принять, в бою можешь быть спокоен.

Раньше я, как и многие, считал все эти разговоры про судьбу, рок, фатум — полнейшей чушью. Ну не может такого быть, чтобы вся жизнь с самого начала и до конца расписанной оказалась. Не может! Потому что не может быть никогда! Человек сам творит свою судьбу! И прочее, и прочее… Но всего один случай, которому я стал свидетелем, заставил меня по-иному взглянуть на вопрос.

Жил на свете некий Шура Бессмертный — абсолютно отмороженный товарищ, родом из-под Пензы. За свой век успел наворотить немало дел: наёмничал, ходил в Саратов и Липецк, пробовал себя в роли охотника за головами и даже преуспел на этом нелёгком поприще. Репутацию отморозка и кликуху заработал ещё в молодости. Страха не ведал, в атаку шёл, как на праздник. А причина столь необычного поведения была проста — в детстве маленькому Шуре цыганка нагадала, что умрёт он не от старости, но и не от пули или ножа. От чего, правда, так и не сказала. Окрылённый сим великим знанием, Бессмертный лез во все тяжкие. Ранения случались, но серьёзных — никогда, заживали, как на собаке. И вот однажды морозным февральским утром грянул бой. Шура, верный себе, с рождающим в сердцах врагов ужас кличем «Смерти нет!» и под прикрытием охуевших товарищей идёт в атаку, на штурм укреплённого многоквартирного дома. Результат — дом зачищен, на Бессмертном ни царапины. Всю ночь празднуют. Шура травит байки, в которые теперь грех не поверить, и купается в лучах славы. Но наступает утро, и Бессмертный просыпается в холодном поту, его колотит, грудь сотрясает кашель. Через полторы недели Шуры не стало. Причина смерти — двусторонняя пневмония. Перестарался с боевым кличем на морозе. Такая вот судьба.

Разглядывать в моём убогом пристанище было нечего, поэтому я погасил светильник, запер дверь и сел к окну, дабы совместить приём пищи с наблюдением за жизнью вечернего Владимира. Но процесс этот, ввиду его однообразия, быстро меня утомил. Едва успел прилечь, как на третий этаж попёрли клиенты. Да такие — мать их ети — резвые, что не уснёшь. Ворочался до часа ночи, а в пятнадцать минут седьмого меня разбудил стук в дверь.

— Эй. Есть кто? Тут мальчонка Тараса Каш… Камшу спрашивает. Чё сказать?

Я вскочил и глянул в окно. Возле гостиничной конюшни стояла большая телега, запряжённая двумя лошадями, и четыре уже знакомые мне личности. Не хватало лишь Ткача с Сиплым. На телеге успел разглядеть несколько тюков и два бидона закрытых плотными крышками.

— Зови!

Пацан прибежал красный, запыхавшийся и с алчным блеском в глазах.

— Съехали! — выпалил он.

— Сам вижу. Не шибко ты торопился.

— Виноват, шустрые больно, — замялся мой разведчик.

— Что разузнал? — я закрыл дверь и начал прилаживать краги.

— Они собрались идти через Лакинск! — произнёс парнишка тихо, но с большим чувством.

— Вот те раз! Нахрена?

Малой пожал плечами.

— Я разобрал, что останавливаться они не думают. Хотят проскочить по-быстрому. Про копоть вроде слыхали. Видно, спешат очень. Только куда? За Лакинском одно Болдино осталась — два десятка изб. Чего там наёмникам делать? А дальше уж Петушки, — парень наморщил нос и поёжился.