Макс Острогин - Икра будущего

Не отсутствие пальцев, не ушей, зубы, у меня нет зубов!

Без зубов чувствуешь себя удивительно беспомощно. Голым я очень редко бывал, но ощущение полностью совпадает, без зубов я чувствовал себя голым. Маленьким. Вот в чем секрет, у детей нет зубов, они беспомощны, это откладывается в неявной памяти, и если ты начинаешь терять зубы, то вместе с ними ты теряешь и уверенность.

Раньше вставляли вроде бы, я хочу железные, из закаленной стали. И блестящие, чтобы были крепкие, чтобы можно было грызть трубы и выплевывать ошметки.

Попробовал подумать про собаку. Про серебряную, ту самую. Про то, что мне надо сделать. Найти вход, заложить взрывчатку — спасибо Скелету, три килограмма пластика, хватит, чтобы разнести квартал — уничтожить систему охлаждения. И тогда взрыв. Нижнее Метро будет уничтожено, кольцо разомкнётся. Брешь между мирами закроется. Погань перестанет сочиться. Прекратятся смерчи. Прекратится снег. Землетрясы оставят землю в покое…

Не хочу про это думать. Не хочу! Я вдруг понял это совершенно отчетливо. Не думать. Устал. Уже совсем рядом, я пройду это расстояние, не думая, скоро, скоро все остановится. Остановка, именно этого я хочу. Чтобы вернулась вода, чтобы вернулись птицы, чтобы везде слышался смех…

Шаги.

Со стороны городка шахтеров приближался… Егор. Я узнал его по походке, по манере переставлять ноги. Торопился, перескакивал через шпалу.

Егор. Один! По тоннелю! Не испугался! Вот это да… Не верится…

Показался. Бледный от страха. Задыхающийся от быстрой ходьбы.

— Дэв! — позвал он меня. — Это ты?!

— Нет, это не я, давай, проходи мимо.

Егор вздохнул с облегчением.

— Пить хочешь?

Егор кивнул.

Я дал ему флягу. Егор отпил и сказал:

— Мне кажется, Алиса ее съела.

— Кого? — не понял я.

— Чапу, кого еще. Сожрала, а нам сказала, что она убежала. Да…

Егор вздохнул, почесал лоб.

— Она ведь эту крысу не просто так завела, она ее давно слопать хотела. Поглядывала так. Вот представилась возможность — мы отлучились, она ее сразу и умяла. В сырую. А хвост в кармане хранит, я проверил.

— Серьезно, что ли? — спросил я.

Егор рассмеялся.

— Поверил! — радостно воскликнул он. — Ты поверил!

Егор хлопнул себя по ляжкам.

— Я научился! — Он щелкнул пальцами. — Я научился шутить! Теперь мне осталось научиться стрелять… А ты и поверил! Про крысу?! Поверил?

— Поверил!

Мы смеялись долго, так, что по стенам и сводам начали проскакивать неприятные и непонятные хохотки.

— Шутки — это здорово, — сказал я. — Теперь ты сможешь быть с ней на равных, с Алисой. Кто кого перешутит.

— Да… А Скелет думал меня удержать, между прочим. Уговаривал.

— А я ему в лоб винтовку наставил, он и передумал. Консервов дал — теперь нам надолго хватит. Только пока не хочется есть. Может, пойдем уже?

— Пойдем.

Мы опять шагали по тоннелю. Я чувствовал — Егор хочет, чтобы я спросил — зачем он отправился за мной. Ответ у него уже заготовлен, мужественный и веский, про то, что кто-то должен это сделать, про память предков. Но я не спросил.

Время двигалось медленно, запиналось о темноту, прилипало к стенам. Егор, чтобы чувствовать его течение, вывесил на шею будильник, часы громко тикали, отсчитывая шаги и метры. Почти ничего не происходило, тоннель, как и говорил Скелет, был пуст. Мы не встретили ни одной станции, ни одной платформы, ничего, что нарушило бы убаюкивающее течение километров. Равномерность настраивала на сон, и иногда мне казалось, что я сам пробираюсь через этот самый сон, бесконечный, безрадостный. Мы останавливались, срезали с кабелей грубую черную изоляцию, добывали из-под нее мягкую и хорошо горючую, разогревали консервы, кипятили чай, ели, двигались дальше.

Два раза отдыхали. Раскладывали спальники, спали по очереди. Егор зажигал медленные свечи, одну впереди на рельсе, другую позади, и мы отдыхали в коконе света.

Я размышлял о странностях жизни. Я представлял, что последний рывок на запад будет очень сложным. Придется буквально прорубаться через сонмища чудищ по колено в крови и стреляных гильзах. Но такого не случилось. Продвижение наше оказалось спокойным и неопасным, точно мы отправились на соседний пруд ловить бычков, а не в сердце зла спасать мир. Погань исчезла, не показывалась, а может, ее и вообще здесь не было. Неправдоподобно удобно.

После отдыха Егор заводил будильник, аккуратно, тщательно, стараясь не оборвать пружину, слушал его биение, говорил который час. Это было уже настоящее время, Егор занял его у Скелета. Шахтеры хранили время с времен катастрофы, настоящее, определенное еще раньше, по атомным часам. Скелет говорил, что они до сих пор идут — на Луне, в ее вымерших поселениях, на остывших спутниках, вертящихся вокруг Земли и питающихся солнечным светом, и здесь, в Москве где-то, где, никто точно не знает. Так что шахтерское время от истинного не очень отличалось, и Егор подзавелся от него, и теперь семейный будильник отсчитывал правильное время, и Егору это очень нравилось. Просто катастрофически нравилось, теперь он поглаживал будильник окончательно по-родственному, часто поглядывал на циферблат и старался сообщить мне который час как можно чаще.

Вот и сейчас Егор посветил на будильник и сказал:

— Тринадцать часов двенадцать минут, между прочим. Вторые сутки бредем, а?

Егор принялся подкручивать пружину, уже второй раз за день. Я подумал: «А что если пружина лопнет?» Мы опять останемся без времени, починить не удастся, запчасти в слоне, в который нам не вернуться никогда. Смеялся над слоновьей болезнью Егора, а теперь вот сам в слона бы с удовольствием поселился. И жил бы там, и был бы счастлив.

— Вторые сутки, а Скелет обещал, что недалеко, — Егор пнул рельс.

— Не ропщи. Вторые сутки — да, зато идем спокойно. Это дорогого стоит.

Действительно, спокойно. Один раз кикимора, справились легко, почти не заметили, в три патрона.

— Да я так, просто, понимаю, не дурак. Мне Скелет объяснил про этот тоннель…

И мне объяснил. Вспомогательный тоннель тянется над первым техническим тоннелем Нижнего Метро, выход на поверхность к западу от Проспекта Вернадского, расстояние точно неизвестно, от километра, до двух, здесь ничего сказать нельзя. Впрочем, поверхности там как таковой уже почти нет, пустыня, руины. А вот собака сохранилась. Чудом, по собаке все и поймете. Тоннель прямой, и поворотов нет, прямиком до пролома. А там на землю, а дальше разберетесь, сами увидите, что делать…

Егор болтал, почти не переставая. Это было неплохо, мешало думать.

— А возвращаться здесь же будем? Если здесь, то хорошо, тут удобно ходить, мало разрушений. Скелет показал мне, где склад, они не успели вывезти все запасы. Ты представляешь, сколько там еды? Там ее до потолка! Консервы разные, крупа, грибы в банках, какао. Нагрузим целую телегу, я знаю, где у них телеги хранятся! И вывезем, все равно в слона нескоро еще вернемся. А вот как воротимся в слона, то сразу побежим в магазин, наберем обезвоженной лапши и наварим макаронного супа. Папка рассказывал мне несколько рецептов и даже учил варить. Это самый главный суп, мне так отец рассказывал. Можно варить с сухим молоком и солью, можно варить с тушенкой, можно со щавелем, а можно с грибами…