Константин Аникин - Нульт

Зиро спрятал Меч под куртку и, пригибаясь, быстро-быстро побежал в сторону ближайшей станции монорельса. Повезло – «пуля» на станции, как раз отправляется. Зиро едва успел протиснуться между закрывающихся дверей, украдкой отдышался и выбрал себе место в конце почти пустого вагона. Положил Меч на колени и напустил на себя скучающе-безразличный вид. Всю дорогу он пялился в спину какого-то панка. Панк был в косухе из телекса, и один из ее кусков, в районе лопаток, показывал Восьмой канал. Зиро ожидал что-то вроде срочного выпуска новостей и сообщения о теракте. Но по Восьмому шла какая-то обычная бодяга, очередной «круглый стол» по поводу Дня Победы. Официальные сетевые ресурсы тоже молчали. Зиро немного успокоился. Может, пронесет? Он сошел на своей станции и не торопясь, прогулочным шагом и даже, кажется, насвистывая, дошел до родного мэйнфрейма. Поднялся на лифте, открыл ногтем дверь квартиры и шагнул в темную прихожую.

– Милая моя, ты не поверишь, что было… – сказал он Аи, закрывая дверь на все замки. Оборачиваясь, он заметил блеснувший в темноте тонкий красный луч. В ту же секунду в него выстрелили из тазера.

«Катиться по наклонной плоскости».

Да, так мама это называла. Разговор шел о жизни Инфинити. Мама, кажется, припомнила все возможные штампы.

Инфинити некоторое время развлекала себя тем, что представляла их в лоб.

Вот она, безвольная тряпичная кукла, катится вниз по бесконечной плоскости в сеточку, как в старинных видеоиграх…

Вот она аккуратно снимает крышку своего черепа и «берется за ум»…

Вот она раздвоилась и «отдает себе отчет». В папочке. Отчет, в смысле.

Мама длинно и нудно говорила в том смысле, что ее, Инфинити, красота не бесконечна, что пусть она не выпендривается, рожать все равно придется, а по опыту предыдущих поколений, лучше всего рожать как раз в ее возрасте, говорила, что наверняка из тех мужиков, что вокруг нее вертятся, можно уже выбрать наконец какого-нибудь принца! Мужики тоже не бесконечны, трагичным голосом предрекала она. Что если Инфинити не дура, то должна правильно распорядиться своей красотой. «Я положу ее в банк, под проценты», – хотела сказать Инфинити. Но не сказала. Инфинити была в режиме «хорошая дочь».

– Да, мама, – только и говорила она. – Хорошо. Может быть. Наверное.

Мамины нотации всегда оказывали на нее такое действие – казалось, ее душит в своих кольцах большая болотная гадюка, ее застарелый детский кошмар. Инфинити, по инерции, представила себе длинную змею с головой матери. Мама ощупывала воздух раздвоенным языком и шипела, как радио на свободной частоте.

Инфинити непроизвольно затрясла головой, пытаясь вытряхнуть из нее этот образ. Мама все-таки! Любимая мамочка…

Со смертью отца время для нее если и не остановилось, то изрядно замедлило ход, и теперь их часики никогда не догонят друг друга. Мама так и осталась там, в прошлом, в мире простых бытовых установок на женское счастье. Муж + дети + дом = женское счастье. По этой формуле у Инфинити был полный провал.

Мама требовала, чтобы Инфинити изменилась. Незамедлительно. «А то будет поздно!»

Как будто у Инфинити в животе тикает бомба с пластидом.

Мама говорила, говорила, говорила, казалось, этому не будет конца, но конец есть у всего. Пи-пи-пи. Конец связи. Минус сколько-то там нейронов. Кто же считает твои нейроны, когда тебе «желают добра»?

Ну блин.

Настроение пропало. А до этого звонка у нее было прекрасное настроение, прошу заметить. Она собиралась испытать свою новую рогатку. Приехала сюда, на этот заброшенный завод на окраине промсектора, где она обычно практиковалась в стрельбе. И началось.

Инфинити нашла в бардачке почти пустую пачку сигарет. Закурила. Вообще она не курит. Только когда стресс. Она курила и слушала, как ветер шелестит свежей листвой. Недалеко высокая вышка-фумигатор распыляла инсектициды, одуревшие от яда комары выписывали в воздухе восьмерки. Вот и вся компания.

Разговор с матерью никак не шел из головы. Бобины ментального магнитофона крутились туда-сюда, и Инфинити чувствовала легкую досаду за свой безвинно оттраханный мозг.

Под занавес, мама спросила: ради чего она живет?

Хороший вопрос.

И: чего она хочет?

Тоже ничего вопросик.

Приз за лучший вопрос уходит в воркуйские болота.

Инфинити затянулась полной грудью. Сигарета зажата между средним и безымянным пальцами в прямой ладони, так, что когда Инфинити затягивалась, складывалось впечатление, что она прикрывает ладошкой рот, чтобы не сболтнуть чего лишнего.

Неразумно злиться на родителей.

Вообще, неразумно злиться.

Мама так и не оправилась от смерти отца. Он умер, когда Инфинити собиралась заканчивать школу. Отец был большой и сильный, он был словно стена, за которой всегда можно было спрятаться от любых жизненных бурь, и казалось, что так будет вечно. Он мог поднять Инфинити левой рукой, даже не сгибая ее в локте. Он обожал своих жену и дочь. Что-то они там мудрили с атомом, и когда-то он получил хорошую дозу радиации. Спустя годы врачи сказали – рак. Они сказали это, когда было уже слишком поздно. Долгое время болезнь жила в нем – отец не обращал на нее внимания. А потом было уже слишком поздно. Он умер так, как и жил – с достоинством, несмотря на страшные боли, несмотря на то, что в последние часы своей жизни он харкал черной кровью, ни на минуту не потеряв лица. Он никогда не жаловался. Потом были похороны – слезы текли по щекам Инфинити, когда она смотрела в голубое-голубое небо, где маленький спортивный самолетик крутил фигуры высшего пилотажа.

Мертвые петли.

Все рухнуло. Мать попыталась было излить образовавшийся избыток любви на свою дочь, но Инфинити была уже в том возрасте, когда переизбыток родительского внимания только тяготит, и в конце концов покинула родной дом. Мать осталась одна. Как тараканы из всех щелей, тут же полезли фобии и паранойи, ее не оставляло чувство вины, всевозможные «если бы» даже спустя столько времени продолжали душить ее.

На глаза навернулись слезы. Инфинити стало жалко маму. И папу. И себя. Себя, впрочем, больше. Ну, скажите, в чем она виновата? Мама даже не пыталась стать на ее сторону. Не пыталась посмотреть на вещи ее глазами. Она даже никогда не называла Инфинити – Инфинити. Мама называла ее детским именем, которое, заметьте, она и придумала. А Инфинити это бесило. Бесило. Бесило. Бесило. Теперь она Инфинити, понятно? Это имя больше ей идет. Оно больше отражает. Ну что, так трудно выговорить? ОК, попробуем по слогам, следите за губами: Ин-фи-ни-ти. Бесконечность по-английски. Не бог весть какой редкий ник. Вон в Сети всяких Инфинитей пруд пруди. (Поэтому кое-где Инфинити была «Инфинити_топлес».) Инфинити ее гослогин. А гослогин самое важное в В8. У нее даже визитка была такая, на хорошей бумаге было выдавлено: