Сергей Волков - Пасынок судьбы. Искатели

– Давайте-ка допросим кого-нибудь… – Паганель прикурил и решительно двинулся к ближайшему бомжу, который сидел на траве, стонал и очумело крутил головой.

Этот был тот самый, мой первый сваленный противник. Видать, я приложил ему основательно – вся левая половина лица заплыла, глаз превратился в щелочку, зато другой, здоровый, так и вылупился на нас, со страхом и отчаянием. Борис жестко взял его за шиворот, двинул ногой по заднице, ощутимо встряхнул:

– Очухался, Брюс Ли хренов?!

Паганель поморщился:

– Боря, не надо так жестоко!

Борис зыркнул на него бешенным глазом, сплюнул и снова рванул бомжа за шкирку. Воротник старого грязного пальто не выдержал и с треском оторвался. Бомж рухнул на землю, что-то залопотал, закрываясь руками – видимо, решил, что его сейчас снова будут бить. Паганель присел рядом, заглянул бомжу в лицо:

– Скажите, э-э-э, милейший, почему вы на нас напали? Ведь мы же вам ничего не сделали!

Бомж, распространяя омерзительное зловоние, завертелся, заскулил, по щекам его вдруг потекли слезы. Борис, морщась, опять встряхнул его:

– Говори, гнида! А не то…

– Не надо, Боренька… – остановил искателя Паганель: – Я сам с ним поговорю…

После нескольких гипнотических пассов бомж успокоился и внятно ответил на вопросы Паганеля. Получалось, что минут за двадцать до нашего появления к бомжам пришел человек, «Седенький такой, в куртке, на пальце перстак красивый!», и предложил двести долларов, если они грохнут троих лохов, которые «новые русские», а в овраге собираются построить автостоянку. Причем вся одежда и содержимое карманов «новых русских» тоже достанется бомжам. Ну, они и согласились!

Я покрутил головой:

– Не, ну надо же! Неужели Судаков!? Значит он действительно убийца, все сходится! И тайник этот, и Николенька, и тот парень, жених вашей Лены…

Пока мы разговаривали, дождь усилился. Очухавшиеся бомжи расползлись с поляны, костер затух, чадя белесым дымом. Паганель отпустил нашего пленника, тот секунду озирался, потом вдруг вскочил и дал стрекоча, скрывшись в бурьяне.

Мы двинулись назад, решив вернуться той же дорогой, какой и попали в этот «затерянный мир».

Я молча вытирал отсыревшим носовым платком кровь с лица. Паганель, шагающий впереди, о чем-то думал. Вдруг его прорвало:

– Ни когда бы не подумал, что я так дешево стою! Две тысячи рублей! Двести долларов США за троих! С ума сойти! А ведь он, сволочь, знал, что для этих несчастных двести долларов – запредельные деньги!

– Да бросьте вы их жалеть, Максим Кузьмич! – Борис выбросил окурок в кусты: – Убивать людей за деньги – какой же скотиной надо быть! Я не удивлюсь, если они сейчас соберутся и снова полезут – с ломами и топорами! Ох, чую, ухо надо держать востро!

Мы пробирались той же тропинкой, внимательно следя за окрестностями. В мокрых желтых зарослях что-то шуршало, шальная кошка шарахнулась через тропинку, Борис воровато поплевал через плечо, Паганель не оборачиваясь, нервно хохотнул. Все было спокойно – то ли по голове всем попало прилично, то ли еще почему, но нас никто не потревожил до того самого места, где мы обнаружили тайник.

Отсюда уже виднелись сквозь ветви деревьев мост, насыпь, шныряющие по ней с далеким гулом низкие хищные силуэты легковушек. Справа, внизу, угадывался серый длинный короб теплотрассы, курящийся струйками пара…

Борис обернулся ко мне:

– Серега, как думаешь, есть смысл возвращаться сюда? Ну, тайник вскрывать!

Я покачал головой:

– Черт его знает! Может, это вовсе не тайник! Может, это какие-нибудь подземные ходы, секретные, пишут же в газетах…

Паганель бросил через плечо:

– Это не подземный ход, это небольшая камера, типа погреба, метра полтора на два – я лозой определил!

– Ну так как? Возвращаться-то будем? – Борис нетерпеливо помахал рукой: – Для очистки совести надо бы вскрыть эту берлогу!

Я осторожно потрогал разбитые губы:

– Дома решим!

На этом разговор и кончился…

Тропинка раздваивалась: в кусты уходила довольно сухая дорожка, ведущая, судя по направлению, в нужную нам сторону, пересекая овраг наискось. Посовещавшись, мы выбрали этот путь и зашагали, озираясь, сквозь мокрые заросли.

Минут через пять кусты остались позади, мы вышли на открытую местность и остановились. Прямо перед нами, метрах в ста, вверху, на насыпи у края дороги, возле белой «Нивы» стоял человек в серой куртке и в бинокль разглядывал нас!

– Какая сволочь! Убью, сука! – Борис подобрал с земли увесистый сук и быстро побежал к насыпи, поскальзываясь и оступаясь. Человек опустил бинокль, спокойно обошел машину, сел за руль, «Нива» взрыкнула двигателем, тронулась с места и влилась в гудящий поток автомобилей, быстро удаляясь в сторону Ломоносовского проспекта.

Борис остановился, в сердцах выругался, швырнул подобранную корягу, и обернулся к нам:

– Вот ведь гад! Стоял, смотрел, угрохали нас или нет! Это же он, ну этот, Судаков… Он или нет, Максим Кузьмич?!

Паганель нахмурился, словно что-то вспоминая, потом нерешительно покачал головой:

– Не похож! Судаков повыше, и… ну, поизящнее, что ли! Хотя я не ручаюсь – далековато, не разглядеть!

Я глянул на искателей:

– Слушайте! Получается, что он был тут, когда мы приехали, ковырялся в своем тайнике! И мы его спугнули! Он следил за нами, а когда понял, что мы заблудились, побежал к бомжам!..

Подошедший Борис хмуро договорил:

– И пока мы месились с ними, вернулся к тайнику и ку-ку, Гриня! Он опять нас обошел, с-сучара!

Паганель поморщился:

– Борис, не ругайтесь! Предлагаю вернуться к тайнику…

Наши худшие предположения оказались верными – Судаков не просто побывал тут после нас, он, видимо, действуя по принципу: «Не себе – так ни кому!», уничтожил тайник. В куче мокрых листьев валялась снятая с петель железная крышка с раскуроченным изнутри замком, стенки тайника обрушены, а в провале люка было видно, как мутная пенящаяся вода из какой-то подземной трубы заливает подземелье…

– Вот интересно, был здесь амулет или нет? – задумчиво сам у себя спросил Паганель, когда мы выбирались из оврага на дорогу.

…Вечерело, когда замерзшие, промокшие и злые, мы вернулись на квартиру Паганеля. У меня перед глазами все плыло – видимо, многострадальная моя головушка совсем измучилась – столько по ней за два дня попадало! Вся эта история, казавшаяся мне вначале довольно простой и ясной, обросла сперва чертовщиной, теперь – трупами, и становилось опасной для жизни. Я все больше и больше жалел, что впутался в нее. Катакомбы, бомжи, Судаков…

С другой стороны, предупреждали меня-дурака: «Не лезь!», Борис вот и предупреждал, так нет, надо же мне было проявить «мужество и героизм»! Теперь поздно, как говориться, «…пить боржоми, коли почки отвалились!»