Сергей Волков - Планета битв

Короткий палец сирийки указал на потолок.

– Как взяли ее в оборот – аж страшно мне стало. И говорят, и говорят, и под руки ее берут, и словами оборачивают, как шелком. Меня прогнали. Уходи, мол, чужая ты, теперь мы за сейиду Медею в ответе. Это я-то чужая?! Сид Клим, разве ж так можно? О, алла…

Елисеев усмехнулся, успокаивающе погладил старушку по худому плечу.

– Успокойтесь, тетушка Басима. Ну конечно, вы нам не чужая. Спасибо за информацию. Что ж, пойду наверх. Пора обрадовать… дорогих гостей.

– Ой, сид Клим, сид Клим, – запричитала сирийка. – Что же сейчас будет?

– А что будет? – пожал плечами Клим. – Все нормально будет. Это мой дом, и я в нем хозяин. Ну, а жеребцу этому, как его бишь? Петрос? Да, так вот, Петросу прогуляться придется. До камеры в Следственном доме. Думаю, к нему там возникнут кое-какие вопросы…

И резко повернувшись на каблуках, Клим быстро вышел из комнаты тетушки Басимы, лелея в душе разгорающуюся ярость…

Наверху голосили. Хор мужских басов, разбавленных женскими сопрано, выводил тоскливую, как история греческого народа, песнь. Звенела посуда. Кто-то рыдал, истошно вопили дети. С треском разлетелась под объемными седалищами лавка. Несколько человек попадали на пол. Клим пнул дверь и вошел, раздернув занавески. Дядя Стаматис поперхнулся и замер с открытым ртом, выпучив налитые кровью глаза. Песня развалилась на куски и осыпалась под ноги пирующих. Гости в недоумении вертели головами, пытаясь понять, что случилось, а когда понимали, то тоже замирали, буравя Елисеева отнюдь не дружелюбными взглядами. Наступила относительная тишина и стало хорошо слышно, как тетя Панагиота шипит мужу:

– Я же тебе говорила! Я же тебя предупреждала! Ты никогда меня не слушаешь!

Первым нашелся, как ни странно, ражий Петрос.

– Заходи, заходи, дорогой! – заорал он, вскакивая с места. – Видишь, прямо к столу угадал. Эй, подвиньтесь, дайте место человеку! Вина налейте, мяса положите…

Клим молчал, заложив руки за спину, и медленно разглядывал замерших за столом людей.

Кто-то из греков, привстав, горячо зашептал Петросу в волосатое ухо. Улыбка сползла с лица воскресшего жениха Медеи, огромная голова начала вжиматься в плечи. Дети перестали шуметь, не столько поняв, сколько почувствовав, что случилось что-то нехорошее. В гостиной зазвенел воздух. Трещали фитили в лампах. Женщины принялись поправлять прически и ерзать. Мужчины опускали глаза. Звякнул отложенный нож. Плеснуло вино в отставленном бокале.

– Ну, нам, пожалуй, пора! – решительно нарушил тишину резкий женский голос. Маленькая, вертлявая тетка Агата, похожая на черную деревянную щепку, вскочила, потянув за руку мужа – еще одного Медеиного дядю Филиппа, огромного, словного грузовик, – и двинулась к дверям.

Наверное, все и обошлось бы. Родня потихоньку покинула бы дом, Клим сказал бы пару ласковых Петросу, и инцидент можно было бы считать исчерпанным. Но сослагательное наклонение – удел заднего ума. Передний всегда живет настоящим. А настоящее оказалось куда суровее. Началось все с дяди Филиппа, который, уходя, то ли с перепою, то ли по недомыслию, вдруг бухнул:

– Спасибо, Петрос, уважил. Хороший дом, хороший стол!

И они с теткой Агатой канули за порогом.

Кровь ударила Климу в виски. Шагая, как в атаку, он придвинулся к столу, повторяя последние слова дяди Филиппа:

– Хороший дом… Хороший дом. Хороший дом! Вон все!! Все пошли прочь!!!

Греки вскочили, загрохотали отодвигаемые лавки и стулья. Дети, как по команде, заревели все разом. Кто-то из мужчин попытался полезть в драку, но на него навалились и скрутили. Всем стало ясно – вернувшийся хозяин разозлился всерьез.

Петрос, воспользовавшись неразберихой, торопливо пихал в невесть откуда извлеченный мешок куски жареного мяса, пироги, дичь и рыбу прямо вместе с блюдами. Делал он это настолько быстро и профессионально, быстро оглядываясь исподлобья, что Клим взбесился еще больше.

Он сгреб со стола скатерть с остатками пиршества, собрал в узел, на котором сразу же проступили винные пятна, пихнул Петросу:

– На, забирай все!

Вино текло на пол. Торопливо топая, греки потянулись к выходу, испуганно оглядываясь. В дверях возникла давка.

– Спасибо этому дому… – криво улыбаясь волосатым ртом, прогнусавил Петрос. Клим шагнул к нему, рванул на груди рубаху – материя затрещала. Несостоявшийся жених испуганно задышал, прижавшись спиной к стене. Елисеев глянул на двигающуюся в такт дыханию волосатую грудь и с некоторым облегчением отвернулся – ожидаемой татуировки, кольцеобразной змеи, закусившей собственный хвост, он не увидел. Петрос ввинтился в людской водоворот у дверей, торопясь поскорее унести ноги.

– Завтра утром чтобы был в Следственном! – крикнул ему в спину Елисеев. – Если сбежишь, все остальные будут в ответе! П-шел!

Минуту спустя комната опустела. Клим в бешенстве сорвал с пояса звенч, рубанул стол. Клинок сломался, осколки со звоном разлетелись в стороны. Отбросив рукоять держателя, он опустился на лавку, и тут открылась дверь, ведущая в спальню.

На пороге стояла Медея, придерживая у горла ночную рубашку. Припухшие непонимающие глаза, волосы разметались по плечам, на щеке отпечатался рубчик от подушки. С Клима сразу слетела вся злость, осталось только тоскливое послевкусие случившегося скандала.

– Кли-им! Что случилось?

– В баню попал реактивный снаряд… – пробурчал Елисеев, остывая. – Здравствуй, родная. Все хорошо. Я вернулся.

В девять часов утра Клим Елисеев, одетый в выглаженный темно-синий костюм, явился пред ясное око Государственного канцлера. Войдя в кабинет, Клим поразился количеству бумаг, заполнявших его. Бумаги были везде – на столах, на шкафах, на широких подоконниках, даже на полу.

Лускус встретил его радушно, но выглядел сильно измотанным. Распорядившись принести чайкофского, он заговорил:

– Веришь – вообще не спал. Вакцинация населения уже началась. Мы планируем перебросить партии «четверки» во все крупные поселения на планете с таким расчетом, чтобы остался приличный запас. Горная республика доложилась – у них все в порядке. В общем, «пятнуха» на время побеждена. Спасибо тебе, Клим. Решением Временного правительства тебя представили к ордену Эос первой степени…

– А Цендоржа? Шерхеля, Лапина, Лиссажа, Жемчужникова? Инженеров, техников, солдат, меднодорожников? – быстро спросил Клим.

Лускус устало усмехнулся:

– Составь список. Обещаю – никого не забудем. И материально поощрим тоже. Ты лучше скажи, чего вчера с вокзала смылся? Это ж важное событие было, государственное, понимаешь? А ты…

– Мне домой… – пробурчал Клим.

– Ну и как? Впечатлен нашествием женихов?