Андрей Лазарчук - Темный мир

Я встал. Вдруг закружилась голова, и мне показалось, что сейчас опять пойдет кровь носом.

– Посмотрим дальше?

– Ну раз уж забрались со взломом…

– О! Свечка!

Маринка шагнула к окну, нагнулась и подняла с пола деревянную плошку с торчащей из нее полусгоревшей темно-коричневой свечой. Я поджег фитиль, мы дали огоньку разгореться – и пошли на кухню. Обычно самое интересное в деревенских избах находится на кухнях и чердаках.

Кухня носила следы разгрома. Здесь как будто дрались – лавка валялась перевернутая, стол был сдвинут с места, один стенной шкафчик покосился, другой – просто разлетелся в щепу. Что странно – на полу не было ни мусора, ни осколков. Словно вымели тщательно, причем совсем недавно. Целой посуды и вообще кухонной утвари тоже не было – вынесли? Дверца каржины (если кто не знает, то это такой деревянный короб, примыкающий к печи: сверху лежанка, а с торца – лестница в подполье) была изломана и сорвана с петель. Огонек свечи задергался, и мне показалось, что в подполье легонечко втягивается воздух.

– Как интересно… – пробормотала Маринка, наклоняясь к боковой стенке каржины. – Посвети, Кость.

На досках, отшлифованных песком, угадывались глубоко прорезанные узкие рисунки, которые снова, как и на перекладине ворот, не удавалось как следует рассмотреть.

– Сбоку, сбоку… – командовала Маринка. – Пониже… вот так.

Наконец свет действительно упал как надо, и стали видны знаки и фигуры.

– Олень… лось, да?.. волк… еще волк… медведь… а это что?

– Паук, – предположил я.

– Нет, это какая-то составная руна, я думаю… так, а это?

– Ну не крокодил же.

– Щука! А это какие-то птицы. А это?..

– Человек, надо полагать.

– Какой-то странный.

– Лось еще страньше.

– Так, а тут что? Не рассмотреть…

– Не рассмотреть. Вернемся потом с фонарями, с бумагой, графитом, пофоткаем, снимем рисунок…

– Если найдем это место.

– Ну да. И если нас найдут.

– Должны найти.

– Должны…

Мы посмотрели друг на друга. Мне показалось, что Маринка только сейчас почувствовала отдаленный смутный страх.

– Ты думаешь…

– Нет, – сказал я. – На самом деле я думаю, что все будет нормально. Но, как добросовестный перестраховщик…

– Ладно, – сказала Маринка. – Пойдем посмотрим, что там в зимней, – и наружу. А то ничего не услышим.

– Разве что вертолет, – согласился я, – для вертолета еще рано. Наши кричать будут, а звук здесь и без тумана этого гадского вязнет.

Зимняя изба – маленькая, узкая, даже и в пустой было бы не повернуться – оказалась настоящим складом утильсырья, то есть сокровищницей (в нашем понимании). До потолка громоздились ящики и картонные коробки, перевязанные веревками, узлы, свертки… Пахло плесенью и грибком.

– По-моему, тут должны быть книжки, – сказал я.

– Старинные рукописи.

– Рукошитые коврики.

– Резная деревянная посуда.

– Ковшшшички…

Маринка сказала это с такой детско-жадной интонацией, что мы оба засмеялись.

– Что это? – Она вдруг оборвала смех.

– Где?

– Не слышишь?

– Нет.

– Посвети-ка…

Я приподнял свечу. Маринка перешагнула порог. Раздался негромкий мокрый хруст, звук изумления – и тут же звук падения.

В полу зияла дыра. Грибок сожрал половицы.

– Эй! – Я опустился на четвереньки. – Ты там как?

– Я тут… я тут ничего.

– Цела?

– Вроде бы… Да, цела. Все нормально.

– Ноги?

– В порядке. На носочки пришла.

Я наклонил свечку, чтобы тень от плошки не мешала видеть, что там, внизу, и немного не рассчитал: расплавленный воск струйкой полился вниз.

– Ты что?!!

– Был не прав, – быстро покаялся я. До дна ямы… метра три на глазок, рукой за руку не зацепиться… – Так. Никуда не уходи, я поищу какую-нибудь доску.

– Попробуй по лестнице, через каржину.

– Точно, я и забыл…

Но лестница меня привела всего лишь в маленькое подполье, не имеющее сообщения с той ямой, куда свалилась Маринка. То есть сообщение, наверное, какое-то было, воздух куда-то тек, причем ощутимо, но не было прохода. Я выбрался наверх, крикнул ей, что сейчас все сделаю, и пошел за лавкой. Свяжу две вместе – должно хватить… Вместо этого в сенях я увидел толстую, в руку, жердь с какой-то рогулькой на конце, прислоненную к стене по диагонали. Длины должно хватить… попробовал на излом – крепкая, выдержит.

И потащил ее внутрь.

Впрочем, через кухню я бы ее никак не пронес, застрял бы неминуемо – но, к счастью, догадался посмотреть, упирается ли внутренняя межкомнатная перегородка в печку. Нет, не упирается – промежуток в две ладони, прикрытый доской и замазанный глиной. В несколько ударов я эту доску вышиб, просунул жердь в образовавшуюся щель, нащупал концом ее дыру в полу…

– Костя! – глухо донеслось из-под пола. – Иди сюда! Ты только посмотри, что тут есть!

Маринка, конечно, тормоз. Мы возились со свечкой, а в ее кармане лежал сотовый телефон – по прямому назначению непригодный, конечно, но зато в нем был встроенный фонарик. И вспомнила она об этом, только когда я возился с жердиной. Заскучала, понимаешь, в темноте, задумалась, чем бы заняться, решила включить на телефоне игрушку – и тут ее осенило.

Короче говоря, яма, в которую она свалилась, была не ямой. Это было начало настоящего подземного хода. Начинался он, конечно, в подполье, но был отгорожен маскировочной стенкой – вот этой, надо полагать. Стенка была крепкая и пинкам не поддалась. Возможно, какой-нибудь секретный механизм отпирал ее… Маринка же (ну и я вслед за ней) попали в туннель сверху, провалившись сквозь его потолок. Свод оказался слишком тонким и обвалился уже давно, а потом подгнил пол этой хитрой, оказывается, избы…

– Финны, наверное, в войну проложили… – предположил я. – Ведет в какой-нибудь дот.

– Давай посмотрим. Если далеко, не пойдем.

– Гнилое все. К черту.

– Ну, Кость! Ну а вдруг? Вдруг там что-то необыкновенное?

– Этого я и боюсь, – признался я.

– Ты никогда не страдал избытком любопытства!

– Я страдал от него.

– Ладно. Ты подожди тогда здесь, а я посмотрю. Ну, пять минут буквально!

– Нет уж. Пошли вместе. И пусти – я вперед.

– Почему это?

– Потому что я – как это по-русску? – мужская шовинистическая свинья. Вот почему. Давай сюда фонарик.

И мы пошли.

Ход, поначалу низкий и тесный, скоро расширился, идти можно было во весь рост. Он вел полого вниз и так же полого загибался влево. Стены и потолок в узкой части были чем-то выложены, какими-то большими нестандартными кирпичами, что ли; в широкой же – это была просто гладко обтесанная цельная скала, причем, если не ошибаюсь, диабаз. Кроме шуток! Не видел бы сам – посчитал бы за розыгрыш. Чем же его таким долбили?..