Алла Гореликова - День в дождливом декабре

Загонять катер в гараж значило бы потерять стратегическую позицию под окнами губернатора. Мало ли, что задраены, – против боевого залпа не устоят. Господин Герондаки усмехнулся и лихо выпрыгнул под дождь, прямо в несущийся по тротуару поток. Так еще и лучше. Приятно будет поглядеть, как зурбаганский царек шарахнется от насквозь мокрого гостя.

Господин Герондаки был абсолютно уверен: отправить эксперта «Герона» в карантин губернатор не осмелится. Не с боевым катером под окнами. Примет как миленький. Будет поить вином и лживо радоваться «чудесному спасению».

Научник неловко вылез следом, одной рукой натянул капюшон. Он все еще обнимал горшок с морочницей. Пока летели, она выпустила еще четыре бутона, а первые три раскрылись; взгляды сидящих в катере людей тянулись к ало-золотым цветкам, и морочница горделиво поводила веточками, норовя показать цветки в самом выигрышном ракурсе. Манеры у нее были явно женские.

Порыв ветра швырнул в лицо тяжелые капли; показалось, стена дождя застыла на миг – и обрушилась с новой силой. Научник застыл, не в силах оторвать взгляд от разворачивающегося бутона: под дождем свежераскрытые лепестки засияли чистым, слепящим огнем. Ничего прекрасней не видел, подумал он.

Это была его последняя мысль. Зурбаганский губернатор наблюдал за происходящим, сидя в бункере перед широким, в половину стены экраном. Боевой катер заставил его скептически приподнять бровь, выпрыгнувший под дождь эксперт «Герона» пробормотать: «Пижон!», – а увалень в обнимку с морочницей – восторженно выругаться.

Ничего прекрасней не видел, подумал он в следующий миг. Боже, благослови идиотов!

Сияющие огнем цветы – и косые струи дождя. Лепесток, плавно падающий на открытую кожу; другой, третий, четвертый… бьющие сквозь кожу, прошивающие все слои одежды ростки, искаженное ужасом лицо, раззявленный в вопле рот – жаль, звуков не слышно.

Жаль, не видно лица пижона-эксперта: обернулся на крик. Шарахнулся… глупец! Поздно! Цветущая морочница под дождем – это не ваши глупые боевые катера, набитые под завязку десантниками – или кто там в вашей «квалифицированной команде»? Хороша квалификация – им бы люки задраить и огнеметы в ход пустить, а они…

Жаль, спектакль короток. Впрочем, остается запись. В коллекцию.

Губернатор полюбовался еще пышными купами морочницы, отмечающими тела эксперта и его «квалифицированных кадров»; в особенное умиление привели его молодые веточки, выглянувшие из полуоткрытого люка. Стебли жадно тянулись навстречу дождю, выпускали воздушные корни, ветвились; вот и первый бутон появился.

– Сожгите это все, – бросил в пространство бункера губернатор.

– Но, босс… может, собрать?..

– Не вздумайте! Запись пойдет в метрополию, – и усмехнулся, добавив: – Трагический инцидент, едва не повлекший серьезную опасность для колонии. «Герону» следует уделять большее внимание инструктажу своих проверяющих.

Через несколько минут в заросли молодой морочницы ударил огонь. Тугие струи дождя зашипели, исходя паром; задрожали ветви, роняя лепестки недораскрывшихся цветов. Жгли тщательно; особое внимание уделили внутренностям катера. Дождь смывал с плиточного тротуара жирную копоть; мутный поток вихрился водоворотами в стоках, разбивался пенными бурунами о деревья и фонарные столбы, колотился прибоем о высокие ступени домов. Скоро о «трагическом инциденте» напоминал лишь обожженный остов боевого катера посреди залитой дождем улицы.

Да с десяток лепестков, унесенных потоком.

Лепестки выпускали тонкие пробные корни, нащупывали органику и торопливо прорастали. Впереди был месяц дождя, месяц цветения.

Окно старой метеостанции подалось под напором ветвей; рассохшаяся рама треснула, стекла выпали, и в свободный проем радостно хлынул дождь. Сбитая случайным взмахом ветви бутылка упала в лужу; шустрый корень нырнул внутрь. Лисс, зашуршали листья. Лисс; зачем иначе было лететь к звездам…

Корни взрыли землю и совсем скоро вплелись в общую сеть. Старый знакомый, зашелестели где-то далеко, здравствуй… первое изумление смялось и смылось, поглощенное волной новых знаний и представлений – частью человеческих, частью чуждых. Это и есть – бессмертие, растерянно подумал старик… да уж не смерть, насмешливо отозвалась морочница.

А за толстым одеялом дождевых облаков призывно мерцали звезды.