Тимур Туров - Полукровка

Так или иначе, сомнительно, что они опустят руки после того, что уже произошло. Значит, их появление – дело времени. И надо использовать это время.

Володя поспешил к подъезду, натыкал непослушным пальцем код и вошел внутрь. Проигнорировав лифт, поднялся по лестнице. Позвонил в дверь. Раз, другой. На третий открыли. Оля уже собиралась выходить. На ней был шарф, шапка и один сапог. Второй сапог обуть она не успела и выскочила на лестницу, скособочившись – одна нога на шпильке, вторая в тапке.

– Вовка, – выдохнула Оля. – А с лицом что?

– Ерунда, – улыбнулся он. – На машине неудачно прокатился. У тебя горячая вода и чай есть?

Объяснять он ничего не стал, только дал понять, что учиться она сегодня не идет. Залез в ванну, чего никогда раньше тут не делал, и долго стоял под душем.

После душа почувствовал себя лучше. Усталость ушла, боль немного отступила, к пальцам вернулась чувствительность. Володя порадовался, что не успел, кажется, ничего себе отморозить.

Выбравшись из ванны, растерся мохнатым полотенцем, с долей брезгливости натянул на себя промерзшую одежду. Вернулось ощущение жестокой реальности.

Володя повесил полотенце, включил воду и достал мобильник.

– Алле, – сонно пробормотала трубка голосом Потапкина.

– Привет, – поздоровался Володя. – Это Володя.

– Какой Володя? Вовка, ты, что ли?

– Да. Ты еще спишь?

– Считай, что уже не сплю, – безвременно разбуженный Андрюха явно приходил в себя. – Я, наверное, к третьей паре подъеду, потрещим. Или у тебя чего-то срочное?

– Мне нужна помощь, Андрей, – сказал Володя. – И кроме тебя обратиться не к кому.

– Что случилось?

Володя задумался на секунду. Не объяснять же сейчас все по телефону. Да и вообще все объяснять Андрею не надо. Ради его же блага. А уместить все это в одну фразу, чтобы не возникло лишних вопросов...

– У меня вчера папу убили, – тихо сказал он.

– Ох, ни х...

– И мне надо уехать на время, – продолжил Володя. – Остальное расскажу, но не по телефону.

Вводная сработала. Потапкин слушал внимательно, не перебивая. Пару раз крякнул, один раз присвистнул, но больше ничем своей реакции не выдал.

– Это все? – спросил, когда Володя закончил.

– Все.

– Шпионский боевик напоминает, – сказал Андрей. – Ладно. К обеду буду.

– Спасибо, – поблагодарил Володя.

– Было бы за что. Я вот искал повод в универ не ходить сегодня и никак не находил, а ты мне его сам подсунул и еще спасибо говоришь, – нарочито бодро сообщил Андрей и добавил дежурные, но искренние слова: – Ты держись там.

– Держусь, – бросил Володя и отключил телефон.

Держись. «Хорошее» утешение для того, кто растворился в своем горе и ждет от мира сочувствия. Володя понял вдруг удивительно ясно, что сочувствие ему не требуется. И поддержка не нужна. Внутри все как пересохло. Боль и тоска оставались, но прятались где-то очень глубоко. Он не мог сейчас скорбеть. На это не было ни сил, ни времени. Надо было спасать то, что осталось.

Прав был папа. Нельзя жить прошлым. Помнить нужно, но жить надо живым, а не умершим. Потому что, растворившись в ушедшем, легко потерять то, что осталось.

Он выключил воду и вышел в коридор. Оля ждала на кухне с чашкой горячего кофе. Володя сел к столу, втянул ноздрями бодрящий аромат, думая, с чего начать.

Ольга молчала. Володя набрался решимости.

– Представь, что тебе нужно уехать срочно и надолго, – начал он и сделал глоток. Слова давались с трудом.

– Как надолго? – спросила Оля, словно понимая все и словно подбадривая.

– На год. Может, на три. Может, на десять. Может, навсегда. Ты знаешь, что бы ты взяла в дорогу?

– Н-наверное, – уверенности в голосе не было.

– Тогда собирайся, – твердо сказал Володя.

Оля вздрогнула. Посмотрела с недоверием. В глазах боролась решимость бросить все ради любимого человека и непонимание, зачем все это нужно.

– Оленька, ты сейчас начнешь собираться, а я буду тебе рассказывать, – мягко, но настойчиво сказал он. – Когда я тебе все расскажу... если ты посчитаешь, что все это того не стоит, я извинюсь и уйду. Только ты начинай складываться, потому что у нас очень мало времени.

Он взял чашку с кофе и пошел в ее комнату. Она появилась через минуту с большим дорожным чемоданом. Чемодан в раскрытом виде шлепнулся на диван рядом с Володей. Ольга распахнула шкаф и принялась вынимать вещи.

Оба молчали. Володя долго собирался с мыслями и силами, не зная, с чего начать. Первые фразы выходили кривыми, бескостными, как текучие формы на подпорках с картин Дали. Потом пошло легче.

Володя говорил тихо, но эмоционально. Словно переживая заново последний месяц жизни. Говоря о магии, подкрепил слова парой эффектных фокусов, чтобы разом похоронить все сомнения. Зажег на ладони живой огонек – настоящий, не иллюзию, и отвел девушке глаза, сделал себя невидимым.

Он рассказал ей все. Не потому, что она могла помочь. И не потому, что не пытался уберечь ее от неприятностей. Здесь было другое. Ей нужно было понимание ситуации, чтобы легче было ему доверять. Ему нужно было ее доверие.

То, что Володя говорил ей сейчас, переводило их отношения на новый уровень. Или ставило на них жирный крест.

Когда он закончил, она уже не собиралась. На диване лежал битком набитый чемодан, а Оля стояла возле шкафа, сложив руки внизу живота, и с болью и ужасом смотрела на него.

Володя опустил взгляд. Ему казалось, что он зря затеял все это. Что ни одна современная девушка не воспримет такое. И даже Оля, которая его любит, укажет ему сейчас на дверь или закатит истерику, а потом начнет раскладывать вещи по местам, костеря его последними словами.

На краю зрения что-то мелькнуло. Володя не хотел поворачиваться, не хотел смотреть, как вещи возвращаются на полки шкафа. Хоть и знал уже совершенно точно, что она вынимает из чемодана то, что недавно туда положила.

Он не видел, как она плачет. Ольга вышла из комнаты. Володя поднял глаза на чемодан, из которого в самом деле вытряхнули половину вещей.

«Вот и все», – пронеслось в голове.

Володя тяжело поднялся с дивана, чувствуя, как внутри снова рушится что-то важное. Падает какая-то опора, одна из тех, на которых стоит его душа. И с каждой рухнувшей опорой душа эта держится все слабее, норовя сорваться и улететь вниз, в черную холодную бездну.

Ольга вошла тихо, всхлипнула, утерла рукавом слезы. Бросила на пол спортивную сумку.

– Господи, Вовка, сказал бы сразу. А я тут собираюсь, как в кругосветное путешествие, – сказала, удерживаясь, чтобы не разреветься, и улыбнулась вымученно.

Володя притянул ее к себе, обнял изо всех сил и поцеловал в макушку. Она уткнулась ему в грудь, все еще всхлипывая. А он зажмурился, чувствуя, что и сам сейчас расплачется, только от счастья, что есть рядом Человек. Друг, любовница, жена.