Тимур Туров - Полукровка

Потапкин вытащил из сумки связку ключей и сложенный вдвое лист бумаги.

– Дом все равно пустой стоит. Какая разница? Так хоть приглядите. И потом, все ж лучше, чем снимать. И бесплатно. А деньги, они всегда пригодятся.

Андрей потупился и бубнил как-то совсем смущенно. Подтолкнул пальцами ключи. Звякнуло.

– Короче, вот ключи и адрес. Сто километров от Абакана, – повторил он. – Уж там точно никто искать не станет. А если станет, не найдет.

Володя смотрел на смущенного Андрюху, и внутри теплело удивительное чувство. Словно на месте обрушившейся опоры, под висящей в темноте душой сейчас создавалась и крепла новая.

Подчиняясь порыву, Володя встал, подошел к Андрею и обнял его. Крепко, по-мужски. Хлопнул по плечу.

– Спасибо тебе. Большое спасибо.

– За это? – Потапкин кивнул на ключи.

– За то, что ты есть. А за это я твой должник.

– Тогда, – прищурился Андрей, – можешь отдать долг прямо сейчас.

– Каким образом?

– Скажи правду. Про секту это все складно, но для твоей мамы. Она дома сидит и жизнь только через телевизор видит.

– А ты?

– А я думаю, что секта – это туфта. Не клеится что-то.

Потапкин смотрел пристально и требовательно. И Володя сдался. Выглянул в коридор, затем прикрыл дверь поплотнее и вернулся к столу. Хрустнул пальцами, разминая суставы, и нарочито широким жестом наложил заклинание, да еще и выбрал то, что посложнее.

Для Потапкина на момент кухня погрузилась во мрак. Когда мрак рассеялся, на месте Володи сидела рыжая девка с глубоким декольте. Андрюха зажмурился и затряс головой. Володя снял заклинание, понимая, что сейчас, после бессонной ночи, такую сложную иллюзию не удержит больше нескольких секунд.

– Как ты это делаешь? – ошалело спросил Потапкин.

– Что – это? – уточнил Володя.

– Ну... свет выключаешь.

– Я ничего не выключал. Это иллюзия. Все осталось, как и было. Просто тебе казалось. Я маг. Те, кто гонится за мной, – тоже.

– И все? – с глуповатым видом спросил Андрей.

– И все. Остальное правда. Только теперь тебе лучше обо всем этом забыть. И еще, на всякий случай, для всех – мы с тобой не друзья и даже не близкие приятели. Иначе ты – мое слабое место. А я не хочу, чтобы они тебя тоже...

– Убили? Охренеть, дайте две, – не сдержал эмоций Андрюха. – Заметано. Слушай, а то, что ты баба, мне тоже казалось?

Володя кивнул.

– И ты так кем угодно можешь?

– Да.

– А почему именно баба?

– Для наглядности.

– Педик, – подвел итог Потапкин.

Сборы заняли неожиданно много времени.

Пока складывали вещи, Потапкин долго и со вкусом рассказывал про соседей и про то, что да как обстоит в поселке. Володя не перебивал. Времени до самолета было много, и маме с Олей лучше сейчас слушать Андрюхины байки, чем предаваться безрадостным мыслям.

Володя выпотрошил мобильники и поменял сим-карты. В память вогнал только свой новый номер.

Ольга порывалась позвонить родителям, но он ей категорически запретил. Володя методично прошелся по табу: не писать, не звонить, не пользоваться Интернетом. Вся связь через мобильник и только с ним.

– А ты? – спросила мама.

– Утрясу дела и приеду, – пообещал Володя. – Ждите меня. И не подведите.

– Ты так решил все, – с грустью произнесла мама. – За всех.

Володя промолчал. Спорить с очевидным не было смысла, подтверждать очевидное – тоже.

– Ты очень повзрослел.

И сказано это было так, что Володя посмотрел на маму. Посмотрел и понял вдруг совершенно отчетливо, что он действительно повзрослел. А мама постарела. Все это происходило постепенно, а случилось почему-то в один момент.

Раз – и юность кончилась. Все поменялось, и не будет возврата. Никогда.

Из дома вышли только в сумерках, и первым наружу выбрался Потапкин, чтобы проверить обстановку. Только когда он отзвонился и заверил, что все чисто, Володя повел за собой женщин.

У подъезда никто не ждал. Только мелькнула в стороне собака. Володя напрягся, пригляделся. Собака скрылась за помойкой, на ее месте появились еще две. Вот оно, сумасшествие.

В такси сидели молча. Все было сказано раньше.

В машине играло какое-то ретрорадио, словно в тон настроению.

Володя все думал об ушедшей юности: помнить о прошлом, но не жить им.

Сегодня он твердо решил продать квартиру и уехать из Москвы. Бежать и не возвращаться. Маме говорить об этом решении не стал. Как объяснить женщине, что память не в вещах, а в человеческом сердце?

За размышлениями не заметил, как доехали до аэропорта.

Такси притормозило возле шлагбаума. Водитель ткнул кнопку, выудил парковочную карту и миновал взлетевшую кверху оглоблю шлагбаума. Машина проехала к входу в аэропорт и остановилась под знаком «остановка запрещена». Для особенно настырных и плохо различающих знаки водителей под знаком расположилась табличка с черным силуэтом эвакуатора. Такую пугалочку понял бы даже конченый имбецил. Впрочем, это никого не останавливало, и у входа не только притормаживали, но и парковались.

Рядом толкался какой-то абрек, предлагал услуги носильщика. Володя отказался. Вещей было немного, и он вполне мог дотащить их сам. Обратил внимание на топтавшуюся неподалеку собаку, и сердце тревожно дернулось. Захотелось приглядеться, убедиться, что это именно пес, а не шакал.

Навесив на себя сумки, Володя пропустил вперед женщин и, стараясь не вертеть головой, направился к входу в здание терминала.

Тинек велел остановить машину до шлагбаума. Боялся случайно столкнуться с мальчишкой. Автомобиль притормозил у обочины, оборотень расплатился с водителем и выскочил в ночь. Такси, что везло мальчишку, затерялось среди людей и машин, снующих возле терминала в любое время суток, и разглядеть теперь среди этого столпотворения Володю было невозможно.

Маах’керу устремился к зданию аэропорта, не боясь уже быть замеченным. У мальчишки с его бабами было достаточно времени, чтобы выгрузиться и войти внутрь.

Возле входа ежилась дворняга. Поджимала хвост и грустно смотрела на людей.

«Перекинуться бы», – глядя на нее и подходя ближе, подумал Тинек. Нос подсказал бы то, что недоступно глазу.

О собаку споткнулся какой-то мужик с необъятным чемоданом, заорал и попытался поддать ногой. Дворняга едва успела подобрать задницу и отбежать в сторону. Злобно показала обидчику зубы и потрусила прочь. Тинек поежился, борясь с желанием вступиться за дворнягу. Мужик, натужно пыхтя, протиснулся со своим чемоданищем в двери. А там, за стеклянными створками, чернела упакованная в униформу фигура охранника.

Нет, в хвостатом виде ему туда не пройти. Оборотень с сожалением нырнул в здание терминала. Когда он, наконец, попал внутрь аэропорта, мальчишки уже и след простыл. Вернее, след был, но он терялся в таком количестве других следов, что для его обнаружения требовался не человеческий нос.