Феликс Разумовский - Вавилонская башня

Наконец и Семён Петрович, цветом кожи напоминавший долго варившегося рака, поднимая тучу брызг, с головой сиганул в бодрящую прохладу. Вынырнул на поверхность и с уханьем направился к плавучему столу, вокруг которого купальщики и располагались. После парной Папа предпочитал умеренно-холодное пиво «Фалкон» трёхлетней выдержки. Наполнив расплавленным золотом высокий бокал, депутат равнодушно окинул взглядом доступные прелести красавиц и, повернувшись к гостю-федералу, произнёс:

– На берег пойдём?

Тот вместо ответа осушил свой стакан до дна, поплыл к широкой мраморной лестнице, поднимавшейся из недр бассейна на сушу, и, ощущая под босыми ногами пушистый ворс ковролина, не спеша двинулся к шезлонгу.

С завистью проводив взглядом его поджарую фигуру («Надо же, сколько жрёт, а ни грамма лишнего…»), Хомяков кивнул прелестницам:

– Девочки, наверх, отдыхаем.

Выбрался по мраморным ступеням следом за гостем и расположился во втором шезлонге.

– Хорошо здесь у вас. – У федерала перед мысленным взором явно вращались рыбные деликатесы намечавшегося обеда, но пока он смешивал в пивной кружке грейпфрутовый сок с малиновым. Вот он отхлебнул результат и придвинул к себе вазочку с солёными фисташками.

Семён Петрович с гостем сидели в бане уже давно, пора было подкрепить силы.

– Надеюсь, вы патриот? – Хомяков надел шикарный махровый халат с надписью, вышитой по-английски поперёк всей спины: «Сёма – чемпион», и улыбнулся. – Сегодня у нас день национальной кухни.

– Ну и замечательно. – «Да мне лишь бы хлебушек беленький был, а икорка пускай будет и чёрная…» Федерал двинулся вслед за Семёном Петровичем в отделанную морёным дубом комнату отдыха, где завершали последние приготовления два одетых в белое халдея.

Действительно, обед был выдержан в национальном колорите, а именно: для начала – закуски: балык, осетрина свежепросоленная, белорыбица провесная, палтус, деликатесные, далеко не магазинные шпроты, сёмга, икра зернистая и паюсная, масло сливочное, редька, сыр…

Ну и так далее, разная там уха стерляжья с налимьими печёнками, разварные окуни по-астрахански с кореньями и ещё многое, многое варёное, жареное и копчёное, от чего не только гастрономически озабоченный гость мог захлебнуться слюной.

Пили прозрачную как слеза «Смирновскую» и выдержанный коньячок «Наполеон», однако по чуть-чуть, потому как сам Хомяков в вопросах алкоголя был умерен – берёг здоровье, а Чекист не желал портить спиртным рыбную благодать.

Наконец, когда «гонорар» был освоен и халдеи приволокли исходивший жаром огромный двухведёрный самовар, Хомяков выжидательно посмотрел на гостя и коротко поинтересовался:

– Так сколько же денег?

Взгляд Чекиста сразу сделался жёстким, а начал он издалека:

– Вот я, Семён Петрович, без пяти минут генерал, а как живу? Машина – «Жигули», квартира – двухкомнатная типовая «гованна», [46]куда ни кинь – всюду клин, денег вечно не хватает. Нет ничего унизительнее бедности.

Он сделал паузу. Хомяков слегка нахмурился, не понимая, куда клонит друг-федерал. А монолог продолжался:

– Вот вы, Семен Петрович, прошлый раз заказали мне индикатор временных ям, а они каждый на особом счету, дело нешуточное, тайна государственная… – Чекист скорбно и сурово сдвинул брови. – С американцами вот поделились, а чтобы своим… В общем, поскольку голову я подставляю постоянно, об одном прошу: в дело возьмите, чтобы было за что рисковать, а карту я отдам просто так, в счёт своей доли.

«Каков нахал! – Папа ощутил нешуточное желание шваркнуть гостя лобастой башкой о самовар. Не шваркнул – в основном из соображений завидной физической формы, в которой пребывал гость, даром что из парной выкатился раньше хозяина. Зато вспомнились слова зэковской песни: „Я всю долю свою засылаю в общак, мне не надо ни много, ни мало…“

– Между людьми умными консенсус всегда найдётся, – негромко произнёс Хомяков.

Без пяти минут генерал посмотрел ему пристально в лицо, но, так и не поймав взгляда, кинул в рот горсть изюма, запил чайком и, как бы продолжая прерванную беседу, сказал:

– Чёртова дымка ведёт себя совершенно непонятно, создаётся впечатление, будто она выжидает, к чему-то готовится. На всей территории страны отдельно располагавшиеся временные ямы плотно сконцентрировались на небольших территориях и пришли в равновесное состояние, образовав своеобразные аномальные зоны. У нас в Питере это практически весь район от Московского до Кубинской. Население оттуда эвакуировано, а снаружи периметр заблокирован шатровым ограждением из колючей проволоки, к которому подключена импульсная система «Кактус»… Ну да вы её хорошо знаете… в общем, чтобы всё лезущее из временных туннелей оставалось внутри. Однако самое интересное, Семён Петрович, другое… – Чекист поперхнулся миндалём и потянулся к самоварному кранику. – Ходит у нас в начальниках отдела полковник один, борзой, из бывших спецназовцев. Так вот, он откопал где-то бабу-экстрасенса, которая не просто видит хрональные туннели, но и как-то различает, откуда они простираются, то есть в какой эпохе берут начало. На моей карте это всё отражено в лучшем виде. Масштабно и в цвете.

«А древний Рим есть?» – чуть не спросил Хомяков, но в последний миг некоторым чудом сдержался. В самом-то деле: может, и есть, но что толку, если туда, к цезарям, всё равно не пролезешь?.. Тем не менее без пяти минут генерал заметил, как блеснули у него глаза. Федерал налил себе чаю, закусил мятной пастилкой и молвил загадочно:

– Но даже и это не самое важное, главное впереди.

– Прямо анекдот про сравнение космоса с женскими ножками, – улыбнулся Хомяков. – Чем выше, тем интереснее. Хватит цену набивать, мы ведь уже запрессовали обо всём.

И, надкусив пряник, он принялся дуть на блюдечко.

А федерал вдруг прищурился и сообщил ему таинственным шёпотом:

– Знаете, почему у людей во временном туннеле крыша съезжает? Потому что там возникают полевые структуры, называемые «пожирателями разума».

«Так на хрена же мне брать тебя в долю и карту твою изучать, если ты не…»

– Ну и каково же против них средство? – Семён Петрович сделал совершенно правильный вывод, что средство существовало, и вот тут-то у него завибрировало всё нутро, он даже чуть привстал с лиловой бархатной подушечки, что помещалась на резной дубовой скамье. Услышав про перстень с двумя камнями, который приволок какой-то волосатый амбал с Арктиды, Семён Петрович сделался страшно серьёзен.

– И как насчёт прибрать его в надёжные руки?

– Не подступиться. – Федерал безнадёжно замотал лобастой башкой. – Его сфотографировать-то удалось еле-еле. Сейчас покажу… И карту тоже.