Дмитрий Янковский - Вирус бессмертия

– Это не свет ли впереди? – пригляделась она.

– Похоже на огонь, горящий в жаровне, – ответил Энкиду. – Пойдем проверим, не это ли жилище Сидури-хозяйки. Только осторожно. Мое сердце чувствует какой-то подвох. К тому же люди-скорпионы по эту сторону гор какие-то чудные.

– Меня они тоже удивили.

– У них такой вид, словно они наелись грибов, вызывающих странные сны. Их лица похожи на лица людей, идущих дальней дорогой, – ни радости на них, ни печали.

– А мне показалось, что они сами – грибы, – задумчиво произнесла Шамхат.

– Как это? – удивился Энкиду.

– Думаю, – прошептала Шамхат, – что если бы грибы вдруг возомнили себя людьми, они бы так и выглядели.

Энкиду не выдержал и рассмеялся.

– Ну ты и выдумщица! – сказал он. – Зря мы бросили глину. Тебе бы сказания на ней записывать.

– Глины мы еще найдем, – улыбнулась Шамхат. – Было бы что записывать.

Шум впереди теперь был настолько громким, что мешал говорить нормальным голосом.

– Это шумит океан! – догадалась Шамхат. – Мы с тобой добрались до самого края мира!

Веселое настроение не покидало Энкиду, он чувствовал близость цели, он уже понял, что рассказы об Утнапишти не были одной лишь выдумкой.

– Мы с тобой похожи на влюбленных из песни сказителя Этну-Шамма. Там девушка поклялась богам, что последует за любимым на край света, – сказал Энкиду.

– Ну, это еще как посмотреть, кто за кем последовал! – в тон ему ответила Шамхат. – Вспомни, как ты упирался, не желая ехать за тайной цветка бессмертия.

Дом, стоявший на краю пропасти, был сделан из необожженных глиняных кирпичей, смешанных со стеблями высохшего тростника. У самого порога стояла жаровня, в которой пылали политые елеем угли, а над жаровней грела высохшие руки старуха. Глаза ее ярко сверкали, у ног лежал опорожненный кувшин из-под сикеры. Отсветы пламени плясали на пергаментном лице хозяйки. Заслышав путников, она вскочила с порога, шмыгнула в жилище и закрылась тяжелой дверью.

Такой прием охладил веселость Энкиду. Он подступил к двери и ударил в нее кулаком.

– Не ты ли хозяйка Сидури? – спросил он, стараясь перекричать рев океана.

– А тебе, чужак, что за дело?

– Говорят, что ты знаешь приметы Утнапишти и место, где он обитает.

– И что с того? Допустим, знаю, но тебе что за дело?

– Я хочу узнать, как он созвал богов на совет и как убедил их даровать ему бессмертие.

– Бессмертие? – сухо рассмеялась за дверью хозяйка. – Тебе нужно бессмертие? Как твое имя, герой?

– Гильгамеш, – соврал Энкиду.

– Не тот ли, что победил Хумбабу в кедровом лесу?

– Тот самый.

– Тогда ступай домой. Своего бессмертия ты уже достиг.

– Что ты хочешь сказать? – Энкиду разозлился на хозяйку, думая, что старая пьянчужка водит его за нос.

– А то, что человек может достигнуть бессмертия только в памяти потомков. Ты уже достаточно совершил славных подвигов, – старуха снова хихикнула, – чтобы тебя помнили и шесть тысяч лет, и двенадцать. Разве это не бессмертие? А стена, что ты построил вокруг Урука, разве не будет она восхищать взоры потомков, когда твой прах превратится в глину? А сыны, которых родит от тебя эта красавица, разве не будут передавать твою душу из поколения в поколение?

– Такого бессмертия может достигнуть каждый! – Энкиду снова шарахнул кулаком в дверь, но крепкие доски, привыкшие сдерживать натиск бури, даже не дрогнули.

– Нет, не каждый, – старуха перестала скрипуче посмеиваться. – Сколько жило по берегам Евфрата правителей, сколько их будет еще! А запомнят троих-четверых, и тебя в том числе. Тебя и слугу твоего – Энкиду. Возвращайся домой, Гильгамеш. Не дано людям сравниться с богами.

– Но Утнапишти смог!

Старуха не отозвалась.

«Не померла бы она там от страха», – с опаской подумал Энкиду.

– Сидури, хозяйка, – вступила в разговор Шамхат. – Я понимаю, о чем ты говоришь. Но мы ищем Утнапишти не из страха перед Похитителем, а из страха навеки потерять друг друга и нашу любовь. Ведь она уйдет вместе с жизнью!

– Любовь? – прошамкала старуха еле слышно. – Ты говоришь о любви, красавица? А с чего ты взяла, что бессмертие даст вам вечную любовь? Пройдет сто лет, и вы смотреть не сможете друг на друга, так вам наскучит облик, казавшийся когда-то божественным. Вечная любовь – это совсем другое. Ведь и за один год можно прожить тысячу лет любви!

– Как это?

– Если не тратить время напрасно, – снова расхохоталась Сидури. – Если каждую минуту проживать так, словно она последняя. А бессмертие – это болезнь. Вы просто сами не знаете, к чему стремитесь.

– Лучше тебе все-таки сказать, где живет Утнапишти! – окончательно разозлился Энкиду. – Не для того мы прошли столько поприщ, чтобы застрять перед твоим порогом. Отвечай, не то я срублю дерево, сделаю из него таран и вышибу дверь! А потом брошу тебя в пропасть, в пучину океана!

– В отличие от вас смерти я не боюсь. Мне посчастливилось прожить такую жизнь, что теперь мне в любой момент умирать не страшно. Но тебе я скажу, где живет Утнапишти. Не из страха скажу, а для того, чтобы дать вам обоим науку. Утром спуститесь к берегу и дождитесь, когда в лодке приплывет перевозчик по имени Уршанаби – человек Утнапишти. Он берет хлеб и мясо у людей-скорпионов и возит их Утнапишти. Поторгуйся с ним. Может, на своей лодке он отвезет тебя на остров, где сейчас пребывает Утнапишти с женой.

– Спасибо, Сидури-хозяйка, пусть твой дом выдержит любую бурю! Но не дашь ли ты нам переночевать у тебя?

– Нет. Ты уже сломлен недугом бессмертия, хотя еще не достиг вечной жизни. Ты болен, к тому же заразен. Ступай отсюда, не хочу больше слышать от тебя ни единого слова.

Энкиду хотел-таки выбить дверь и уже размахнулся, но Шамхат оттащила его за руку от порога.

– Пойдем, Энкиду, – говорила она. – Старуха, скорее всего, выжила на старости лет из ума. Пойдем на берег океана. Я не хочу спать. Дождемся утра и подкараулим перевозчика.

Полная луна была яркой, но звезды сияли такой густой россыпью, что невозможно было затмить их блеск. Некоторые из них казались совсем близкими, а некоторые, самые крохотные, светили из далекого далека. От этого небо казалось таким глубоким, что вызывало страх свалиться в него. Хотелось схватиться за куст, растущий в расщелине камня, чтобы голова не кружилась от ощущения стремительного падения вверх.

– В огражденном Уруке нет таких звезд, – шепнула Шамхат.

– Там дымят жаровни в домах, дымят кузни и колесницы поднимают дорожную пыль. В любом месте так – чем меньше людей, тем больше звезд видно на небе.

Луна описала дугу и скрылась за горами Машу, закрывшими половину неба. Вскоре над океаном забрезжили предрассветные сумерки, звезды поблекли, с востока подул освежающий ветер. Через какое-то время небо из синего стало голубым, а свет залил мир от края до края.