Дмитрий Янковский - Вирус бессмертия

Гильгамеш схватил таблицу и, закинув ее в лодку, где уже устроилась Шамхат, прыгнул следом. Он хотел пожелать женщине долгой жизни, но понял, что она не будет этому рада.

– Счастья тебе! – крикнул он, взмахивая веслом.

Добравшись до берега, путники нашли в лесу укромное место. Энкиду принялся запоминать форму цветка бессмертия и делал попытки нарисовать его палочкой на земле по памяти. Это занятие так захватило его, что три дня он не ел и не пил, три ночи не ласкал он Шамхат. Лицо его осунулось и пожелтело, глаза приобрели горячечный блеск.

– Брось этот проклятый цветок, Энкиду! – умоляла его жена. – Ты стал похож на мертвеца, умершего от жажды в пустыне!

Но муж ее не слышал – его пальцы кровоточили, стертые палочкой для рисования. На четвертый день Энкиду смог закончить рисунок по памяти. Его словно поразил удар – он изогнулся дугой и взвыл, как раненый зверь, затем рухнул на землю и лишился чувств. Тут же и Шамхат почувствовала невероятный прилив силы, внутри ее словно зажглось второе солнце, а настоящее поблекло.

Через два дня Энкиду рассек себе руку ножом, и рана затянулась раньше, чем нож закончил движение.

– Мы обрели бессмертие! – радостно закричал он. – Я загадал желание, чтобы мы с тобой никогда не постарели, чтобы Похититель навсегда позабыл наши с тобой имена!

Вопреки страхам Шамхат, вскоре Энкиду успокоился и стал прежним. Он ласкал ее каждую ночь, он подолгу с ней говорил и восхищался песнями, которые она сочиняла.

Получив неуязвимость от ран, они решили не уходить в горы Ливана, а вернуться в Урук. Там они сочинили историю о том, что нашли цветок бессмертия на дне океана, но его унесла змея. Через три года Энкиду приказал строить новые стены вокруг Урука – вшестеро выше прежних.

Иногда Энкиду отправлялся в походы, командуя войсками, но, к радости Шамхат, всегда возвращался неуязвимым. Шрамы от смертельных стрел, пронзавших в боях его тело, затягивались быстрее, чем Энкиду оказывался в объятиях любимой. Во время одного из таких возвращений Шамхат показала ему таблицы.

– Мне так одиноко, когда тебя нет рядом, – вздохнула она. – Без тебя плач моей души ищет выхода. И мне кажется иногда, что не волшебный цветок спасет тебя от смерти, а мои мечты о тебе, моя любовь. Посмотри, что я написала.

Энкиду положил таблицы к себе на колени и прочитал:

31 декабря 1938 года, суббота.

Резиденция германского посла.

Чистый переулок

Уборщица вытерла пыль с подоконника и взялась смахивать ее с картин на стенах, с книжной полки, с люстры под потоком. Наконец добралась до тумбочки.

– Позволите мне смахнуть пыль со спинки кровати? – на ломаном немецком спросила женщина.

– Я говорю по-русски, – ответил Богдан. – Смахивайте.

Он сел, чтобы уборщица могла беспрепятственно выполнить работу. Когда она наклонилась, он с удивлением увидел, что узор на ее платке представляет собой не просто белые крапинки, как поначалу ему показалось, а знаки клинописи.

– Где вы взяли такой платок? – скрывая волнение, спросил он. – Очень красивый платок. Не могли бы вы сказать, где его приобрели?

– Этот-то? Это дочка сегодня с утра подарила. На Новый, как говорится, год. Она у меня на «Красной Розе» работает, а это их продукция. Новая, она говорит, техника печати на шелке. Мне правда подходит?

– Подходит, – улыбнулся Богдан. – А вы позволите посмотреть подробнее? Я хотел бы купить такой же для дочери.

– Пожалуйста, – уборщица развязала платок и протянула Богдану.

Ему стоило огромных усилий не выхватить ткань из ее рук, не прижать к лицу и не разрыдаться в голос. Он сразу узнал этот текст, написанный Шамхат пять тысяч лет назад в ожидании его возвращения. Клинописные знаки словно ожили, запев голосом любимой под стук небольшого бронзового барабана: «Тысяча лет любви будет у нас с тобой, тысяча лет любви, любимый мой».

Как ни хотелось Богдану забрать этот платок себе, он вернул его хозяйке и снова улегся на подушку. Сердце колотилось, пытаясь выскочить из груди и быстрее хозяина оказаться на фабрике «Красная Роза».

«Это послание. Все, как в прошлый раз. Великий Шамаш! Все повторяется, как заколдованное! Как же разорвать этот проклятый круг?»

Богдан закрыл глаза. Впервые судьба насильно разлучила его с Шамхат в стране горбоносых, где его звали Фаддеем. Гонец умер у его ног от истощения и жажды, принеся весть о том, что враг ворвался в город, где осталась Шамхат. Три дня перехода по пустыне – тяжелый путь. Много воинов остались мертвыми за спиной своего предводителя, прежде чем Фаддей с остатками войск ворвался в пылающий город. Но улицы его оказались пусты, лишь тела погибших валялись между домами. Шамхат не было среди мертвых, и Фаддей, не теряя времени, вскочил на коня.

Но никто из его воинов не отправился вслед за ним – одни бросились собирать оставшееся добро, другие оплакивали умерших. Под беспощадными лучами солнца Фаддей загнал коня на второй день пути. На третий он остался в пустыне без воды и без пищи. Если бы не действие цветка бессмертия, он бы навсегда превратился в высохшую мумию. Он выжил, но враг ушел от погони.

«Сколько лет я прожил без нее? – стиснув зубы, вспоминал Богдан. – Пятьсот? Да, не меньше».

Может, он потерял бы Шамхат навсегда, если бы она не оставила ему послание. Тогда, в Испании, его звали Теодоро. Спасаясь от проливного дождя, он заглянул на огонек в одну из придорожных харчевен. Там же, разложив у камина мокрые плащи, сохли двое парней и очень худая девушка с бледной кожей. Видно было, что она страдает от осенней непогоды и от острого недостатка звонких монет в кошеле. На столе перед ними стояла только тарелка квашни – одна на четверых. У Теодоро же, после очередного путешествия в Альбион, денег было хоть отбавляй. Но давать кому-либо подачку он считал унизительным.

– Вы похожи на бродячих артистов, – окликнул он промокшую компанию. – Так ли это?

– Да, сеньор, – ответила девушка.