Роман Глушков - Эксперт по уничтожению

– О моей родне ничего не известно? – исполнитель спросил это без особой надежды, но, как и ожидал, получил в ответ лишь молчание. – Что ж, ясно… Тогда разрешите еще вопрос: вы решили ломать юпитерианскую блокировку, основываясь вот на этом?

И он указал себе на запястье.

– Совершенно верно, – подтвердил Гавриил. – Это код, причем код от самого создателя блокирующей аномалии. И если он не липовый, значит, Сагадей и впрямь может быть на нашей стороне. Сын Хозяина придумал неплохую идею, чтобы засвидетельствовать искренность своих намерений…

На роль этакого подопытного кролика Мотыльковым был отобран хорошо знакомый акселерату Колян. Бывший охранник Тутанхамона слабо понимал, что от него хотят, впрочем, никто ему ничего объяснять не стал. Коляна усадили на табурет, Иошида встал напротив, а Гавриил пристроился сбоку, готовый в случае чего обездвижить подопытного легким гравиударом. Мотыльков и Мефодий остались топтаться возле выхода.

– Повторите код! – приказал Гавриил Иошиде, желая удостовериться, что тот как следует расшифровал порядок декодировки на руке исполнителя. Посредством телепатии Иошида повторил, после чего удовлетворенный Гавриил дал добро на процедуру.

Процедура продлилась несколько секунд. Поначалу ничего интересного не происходило: Иошида просто глядел Коляну в глаза, а тот столь же пристально пялился на Иошиду, и язык его явно чесался ляпнуть что-нибудь наподобие «какого черта зенки вылупил?». Но присутствие полковника удерживало Коляна от оскорблений.

Потом мотыльковца передернуло, будто от стопки противной дешевой водки, он часто заморгал, а когда немного пришел в себя, то вежливо, насколько умел, полюбопытствовал:

– Что за шутки, мужики? Я к вам на реальное дело или на гипноз подписывался? Тебе, узкоглазый, вообще что от меня надо?

Иошида на «узкоглазого» не обратил внимания, повернулся к Гавриилу и доложил:

– На этом все. Разрешите тест?

– Разрешаю.

Иошида ухмыльнулся и, отойдя от Коляна на три шага, подчеркнуто вежливо попросил:

– Николай Поликарпович, не будете ли вы так любезны поцеловать мои ботинки?

Расчет Иошиды оказался верным: услыхав подобное, Колян переменил цвет лица на ярко-вишневый, сощурил глаза уже, чем у самого Иошиды, и, видимо по старой привычке распустив пальцы веером, подскочил со стула:

– Что ты сказал? Да я тебя, ублюдок, сейчас самого!..

Наверняка Колян хотел заставить Иошиду тоже совершить нечто унизительное, однако смотритель даже не вздрогнул, лишь взгляд его стал холоден и неподвижен, как у статуи.

Через мгновение произошло следующее: ничего не соображающий Колян стоял на четвереньках, словно богомолец, и недоуменно разглядывал носки ботинок Иошиды. Смотритель все-таки проявил к Николаю Поликарповичу уважение и не заставил того лобзать собственную обувь, хотя без труда мог его к этому принудить.

– Усмирительный сигнал работает как подобает! – не скрывая радости, сообщил Иошида. – Однако продолжим. Теперь тест на работу памяти. Сядьте обратно, Николай Поликарпович!

Колян, донельзя озадаченный и одновременно смущенный своим поведением, неуверенно поднялся с пола и уселся обратно на табурет.

– Скажите, вы помните какие-нибудь стихи? – спросил у него Иошида. – Не сочтите за труд, процитируйте что-нибудь из последнего, вами прочитанного.

То и дело нервно дергая конечностями, видимо пытаясь-таки преодолеть свою непонятно откуда взявшуюся покорность, Колян наморщил лоб, воздел глаза к потолку и, повинуясь просьбе смотрителя, продекламировал:

– Это… Вот из последнего. Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты…

И Колян усердно, словно школьник у доски, рассказал присутствующим пушкинское стихотворение от начала до конца, после чего тут же взялся за некрасовское «Однажды в студеную зимнюю пору…», но был тактично прерван.

– Большое спасибо, достаточно, – улыбнулся Иошида. – Мы просто потрясены!

Кто был действительно потрясен, так это не смотрители или Мефодий, а Мотыльков, на лице которого застыло искреннее удивление, и, судя по всему, застыло надолго.

– Что ж, Николай Поликарпович, можете идти, – отпустил наконец Коляна Гавриил. – И последняя просьба: вы тотчас же забудете все, что пережили здесь.

Колян потряс головой и потер глаза, словно очнулся от дремоты, некоторое время постоял в нерешительности напротив Мотылькова, после чего настороженно спросил:

– Так это… я не понял: зачем вообще звали-то?

– Спасибо, Николай, необходимость в твоих услугах уже отпала, – ответил ему Мотыльков. – Можешь получить у Зинаиды Ивановны банку сгущенки за беспокойство.

– Да ладно, Васильич, разве это беспокойство, – отмахнулся Колян и вышел, даже не подозревая, что пять минут назад стал первым землекопом на планете, мозг которого был полностью освобожден от последствий юпитерианского вмешательства.

Гавриил запретил Мефодию появляться среди товарищей по оружию до тех пор, пока не выяснится, чем закончилась встреча Главы Совета с Сагадеем. Сделано это было по простой причине: не хотелось привлекать к «воскресшему из мертвых» исполнителю внимание смотрителей, поскольку переговоры с юпитерианцем, по задумке Гавриила, не имели права сорваться из-за каких-нибудь очередных разногласий внутри Совета. Разногласия при обсуждении вопросов такого рода должны были возникнуть неизбежно.

Оставив Мефодия в общине Мотылькова, Гавриил тем не менее проявил к вернувшемуся из плена чуткость и под видом наблюдателей прислал сюда же Кимберли и Мигеля. Попутно он снабдил их задачей отыскать место, где юпитерианцы могут скрывать имеющий форму дерева Усилитель. Глава Совета не рассчитывал, что Сагадей выдаст ему эти сведения.

Непонятно, кто обрадовался неожиданной встрече больше – Мефодий или его друзья, поскольку для первого они свалились как кирпич на голову, а для вторых появление давно всеми похороненного акселерата было равноценно падению на голову бетонной плиты.

– Ты уверен, что с тобой все в порядке? – этот вопрос Кимберли задавала Мефодию уже два дня кряду – ровно столько, сколько прошло с момента их встречи. Кимберли ходила за ним как привязанная и, кажется, до сих пор считала его галлюцинацией, которая может вот-вот улетучиться. И хотя акселерат ощущал себя абсолютно нормальным, стоило ему только кашлянуть или потереть виски, и его подруга была тут как тут с вопросами о самочувствии. Это Мефодия немного нервировало, но виду он не показывал – волнения Кимберли были вполне объяснимы.

Старый боевой товарищ и наставник акселерата Мигель, разумеется, за ним не бегал и особо не докучал, но также был рад, хотя, подобно Ким, не очень-то верил в «воскрешение» Мефодия.