Роман Глушков - Повод для паники

– А если все-таки попробовать воззвать к его рассудку и уговорить сдаться добровольно? – робко полюбопытствовал Семен. – Арбитр Хатори вполне разумный человек. Может быть, узнав о том, что институт маршалов возрождается, он одумается и откажется от своих планов?

– Не будь таким самонадеянным, Семен, – в который уже раз отмахнулся я. – Если Хатори пожелает, он прихлопнет наш с тобой институт в зародыше. Наум Исаакович уверяет, что арбитр довольно быстро во все вникает и сам активно изучает изнанку «Серебряных Врат». Я не говорил это при Каролине, но боюсь, когда Кауфман наведет порядок в виртомире, Хатори тоже поднатореет на посту Законотворца и от нашего дяди Наума попросту избавятся, как от отработавшего срок модуля. Но ты прав: я теперь служу закону, и эти мерзавцы обязаны знать, против кого они воюют. Что со связью?

– Должна уже работать. Надеюсь, Кауфман раздобыл для нас правильный код служебного канала этой банды. Я сделал все, как он приказал, поэтому, если что-то не так, вини его.

– Вот сейчас и выясним, кто из вас знает свое дело лучше, – подытожил я, надевая на голову шлем от «форсбоди».

«К нам вернулся закон! В городе новый шериф!» – так, кажется, кричали в исторических виртошоу жители спасенных от бандитов поселений; моя подруга Сабрина обожала эти давно вышедшие из моды интерактивные забавы. Тот, о ком шла речь, – человек с железной звездой на груди и парой пистолетов на поясе, – сурово поглядывал на благодарных жителей из-под широкополой шляпы и молча с ними соглашался. Мне не раз доводилось наблюдать вместе с Сабриной финалы подобных историй, поэтому ничего удивительного, что, когда я впервые появился на людях в качестве маршала, именно это сравнение пришло мне на ум.

Я осмелился привнести в привычный образ современного маршала кое-какую отсебятину. Вместо строгого мундира, раздобыть который мне было попросту негде, я снова облачился в свой неизменный «форсбоди». Но дабы у сограждан не сложилось об экс-капитане «Молота Тора» ошибочного мнения, прогулялся с Семеном до его квартиры и реквизировал у напарника пару лишних маршальских шевронов и кокарду. Большие броские шевроны налепил прямо на доспехи, а кокарду приторочил к шлему. После этого я уже смел надеяться, что даже малолетний ребенок при встрече со мной не испугается грозного дядьку в доспехах. Это, естественно, не относилось к фиаскерам – им-то как раз нового маршала следовало бояться пуще огня. И все потому, что кодексы для меня были пока не писаны. Закованный в броню слуга закона трактовал закон так, как сам его понимал. А понимал он его, прожив три месяца в Жестоком Новом Мире, достаточно просто: добро должно иметь не только кулаки, но и более крупнокалиберные средства убеждения.

Глядя, как я вожусь с шевронами и кокардой, Петренко извлек свой маршальский мундир из шкафа и, ни слова не говоря, надел его.

– Признаться, отвык чувствовать себя человеком власти, – заметил он, поправляя фуражку. – Прошу, не заставляй снимать его – надоело уже бояться.

– Да носи на здоровье. – Я не стал возражать, лишь посоветовал: – Только не отходи от меня слишком далеко – одной смелостью от фиаскеров не отобьешься.

Я не был до конца уверен в благоразумии поступка Семена, однако не мог с ним не согласиться – если блюстители порядка будут и дальше прятаться по норам, последствия кризиса минуют не скоро.

Горожане глядели на нас с Семеном по-разному: кто-то недоуменно, кто-то настороженно, кто-то, видимо, и вовсе принимал нас за сумасшедших. Однако иногда навстречу попадались и те, кто приветливо кивал и улыбался. Вернее, кивали и улыбались в основном Семену, мне же это делали гораздо реже. Но, как и предполагалось, маршальский герб на моем «форсбоди» действовал безотказно: от человека в доспехах не разбегались в панике, и это вселяло уверенность.

В город действительно вернулся шериф, а вскоре обещал возвратиться и закон. Но для его полного возвращения было необходимо подготовить почву. Чем мы вплотную и занялись, как только закончилась непогода.

Частенько навстречу попадались и фиаскеры. Сегодня это была уже не та оголтелая публика, которая доставила нам столько хлопот в первые дни пребывания в центре. Вероятно, где-то еще ошивались остатки прежних банд, но восстановленные раздатчики глюкомази и развлекательный сектор виртомира автоматически расформировали большинство из них. И правильно: пропади она пропадом, эта опостылевшая за три месяца реальность, если снова появилась возможность отрешиться от нее.

Эх, вот бы все наши проблемы решить таким способом! Знал бы заранее, к чему приведет эта поездка в центр, запер бы неугомонного дядю Наума в его же курятнике. И пусть бы он прочищал там куриные мозги своими теориями спасения мира до тех пор, пока кто-нибудь другой не спас мир вместо него. Теперь же вот приходится заниматься этим самому…

Впрочем, чего это я разбрюзжался? В конце концов, разве такая почетная миссия выпадает всем подряд? Здесь не брюзжать, а гордиться надо.

Я и гордился. Но получалось как-то уныло.

Вот в таком состоянии унылой гордости мы с Семеном и приближались к Пирамиде. Подойти следовало на строго определенное расстояние: максимальный радиус действия наших турнирных инфоресиверов. Не дальше – тогда план не удастся – и не ближе, поскольку маячить перед носом Ахиллеса я пока не намеревался, даже под прикрытием маршальского герба.

Служебная система связи, которой реал-технофайтеры пользовались во время турниров, действительно функционировала, и стараниями Кауфмана я получил к ней допуск. Встроенный в мой шлем капитанский инфоресивер, отличающийся от простого бойцовского расширенными возможностями, мгновенно выдал мне перечень доступных для переговоров лиц, информация о коих высветилась у меня на пикре.

Я видел перед собой имена всех врагов, кто носил сегодня «форсбоди». Даже имена привилегированных фиаскеров, о которых уже упоминал. Оказывается, каждому из этих мерзавцев выдали доспехи только из арсенала «Молота Тора», что наверняка было проделано с умыслом – отныне Ахиллес стремился во всем меня унизить, вплоть до таких мелочей. Подобное кощунство непременно взбесило бы капитана «Молотов», но пришлось напомнить себе, что теперь я – маршал, а им приличествует быть сдержанными и беспристрастными. Ничего, проклятые глюкоманы, скрипя зубами, подумал я, при случае обязательно устрою вам экзамен на право ношения реалерских доспехов и сомневаюсь, что кто-нибудь из вас его сдаст.

Долго отмалчиваться, изучая имена врагов и подслушивая их переговоры, было нельзя – мое подключение к системе связи также отразилось на вражеских пикрах. Поэтому, едва ознакомившись со списком своих потенциальных слушателей, я незамедлительно взялся за дело: