Роман Глушков - Повод для паники

– Ну, не во всех, конечно, уверен, но в большинстве – да, – терпеливо пояснял Кауфман. – Сегодня вы имеете возможность наблюдать редчайшее явление: массовую истерию. Человечество помнит множество примеров, когда массовая истерия меняла ход истории и, к сожалению, редко когда в лучшую сторону. А чтобы сойти с ума, много не надо. Пример – перед вами. Люди заперты в собственных домах, отрезаны от мира и информации. У кого-то сдают нервы, и он поднимает панику. Его непременно услыхали, и вот уже паникеров становится в десять раз больше. Паника, замечу вам, весьма заразна. Древняя болезнь, к которой мы давно утратили иммунитет, ибо забыли, что такое – паниковать. Единичный случай паники, и вокруг уже воцарилась настоящая эпидемия. Но кто-то подвержен неизвестной болезни в большей степени, кто-то – в меньшей, а кто-то и вовсе нет…

– Значит, вы причисляете нас с вами к категории здоровых? – спросил я.

– Ну, я бы не посмел делать столь радикальные выводы, – возразил дядя Наум. – Легкое недомогание – вот наш диагноз. Разве я не боюсь всего происходящего? Разве вы не боитесь?

– Боюсь.

– Вот видите… Любезный, вам полегчало? – участливо поинтересовался Кауфман у моего подопечного, который прекратил брыкаться и наконец-то угомонился. Тот пробормотал нечто маловразумительное, но, судя по всему, дал утвердительный ответ. – Замечательно. Вы наверняка голодны, поэтому идите поешьте и приведите нервы в порядок. Капитан, вскройте ему кухонный комбайн, только не повредите крышку. В ней при необходимости можно носить воду из реки…

Кауфман давал подробные инструкции на будущее каждому освобожденному нами человеку. И пусть большинство из освобожденных, пребывая в крайнем волнении, пропускали эти советы мимо ушей, Наум Исаакович все равно из раза в раз терпеливо объяснял, где можно разжиться водой и из чего смастерить примитивные орудия труда наподобие нашего топора. А также чего следует избегать, дабы не угодить в неприятности, не получить травму и продержаться неделю-другую на полном самообеспечении. «Не думайте о плохом, – настоятельно рекомендовал всем дядя Наум, – думайте о ваших семьях. Все образуется».

Мыслил Кауфман столь неординарно, что был способен извлечь выгоду даже из совершенно непригодных вещей. Самое любопытное, что, общаясь с ним, я ощущал, как постепенно приобретаю аналогичный взгляд на мир, заражаюсь этим странным мировоззрением, при котором невольно начинаешь задумываться над вопросами, раньше в голову не приходившими. Варварский практицизм – так охарактеризовал я учение, ненавязчиво преподаваемое мне дядей Наумом. Варварски разломать сложный, а ныне бесполезный агрегат, чтобы извлечь из него одну-две простые и практичные детали. Или наоборот – отбросить все детали, а лишенный начинки агрегат приспособить для каких-нибудь нужд: сбора воды, разведения огня, хранения припасов… Но обо всем этом я узнал позже. В первый же день постижения мной науки варварского практицизма я выдвинул лишь робкое предложение удлинить ручку топора – и удар, дескать, станет сильнее, и вид оружие обретет внушительнее.

Наум Исаакович мое рационализаторство охотно поддержал.

– Отличная идея, молодой человек! – одобрительно закивал он. – Ваше мышление адаптировалось к новым реалиям, и это не может не радовать. Я в вас определенно не ошибся. Мы с вами составляем прекрасную команду для выживания в это смутное время. Нам таки непременно надо держаться вместе. Как считаете?

Я согласился. Уж в чем в чем, но в командной игре капитан Гроулер знал толк. И пусть в этом экстравагантном коллективе верховодил не он, состав игроков ему определенно нравился. Если бы еще не колючий взгляд и вечные колкости Каролины, наша команда и вовсе сошла бы за идеальную.

Наскоро пообедав и кое-как разогнав по домам любопытных «апостолов», мы решили продолжить совместный рейд, отправившись по улице в противоположном направлении. До самой ночи раздавался над поселком треск раздираемого топором полимера, но вместе с этим слышался и другой, более жизнерадостный звук – атмосфера вокруг постепенно наполнялась человеческими голосами. И пусть это были в основном лишь испуганные возгласы, меня они радовали куда сильнее, чем гнетущая тишина, что царила здесь вчера.

Ближе к вечеру наша команда столкнулась с уже знакомыми всем нам личностями.

Можно было не отвлекаться и пройти мимо этого дома – ни криков, ни грохота оттуда не раздавалось. Однако дядя Наум предпочел потратить несколько минут и проверить, все ли обитатели подозрительно тихого жилища живы-здоровы. После настойчивых стуков в дверь никто не отозвался, и пока Кауфман продолжал безуспешные попытки переговорить с хозяевами, его дочь заглянула за угол, после чего позвала нас.

– Так вот где живет наша подруга Гертруда Линдстром, – заметила Каролина, указывая на оранжерею, примыкающую к тыловой части дома. За прозрачными панелями из меркурианского кварца красовались сотни распустившихся цветочных бутонов всевозможных размеров и оттенков. – Давно хотела взглянуть на ее розы, о которых она всегда рассказывала возле стоянки инскона. Куда же хозяйка подевалась? Вчера была практически единственной, кто на свободе бегал, а сегодня пропала.

– Теперь догадываюсь, где она вышла на свободу. – Я подошел к вентиляционному люку в боковой стене оранжереи, приподнятому для притока свежего воздуха. В подтверждение моей догадки под люком был приставлен стульчик, на который вскарабкивалась низкорослая Гертруда, прежде чем протиснуться в лазейку. Еще одна тайна раскрыта.

– Зайдем, папа? – осведомилась Кэрри у озадаченно почесывавшего затылок отца.

– Будет-таки неприлично без приглашения… но зайдем, – подумав, согласился тот. – Надо убедиться, что с любезной госпожой Линдстром все в порядке.

– Я – первый! – не терпящим возражения тоном сказал я. Кто знает, что случилось со взбалмошной Гертрудой за истекшие сутки, и не притаилась ли она под сенью розовых кустов, обезумевшая и готовая расправиться с любым, кто посягнет на ее владения.

– Как пожелаете! – скривила губки Кэрри. – Только дайте сюда топор – с ним Гертруда вас на чай точно не позовет. Это ведь она вчера кричала на всю округу, что вы – жестокий убийца, разгуливающий на свободе?

– Так и есть, – подтвердил я, мысленно проклиная крикливую госпожу Линдстром и ее отнюдь не голословные обвинения в мой адрес. – Но обычно я обхожусь без топора, поэтому…

– Достаточно, молодые люди! – с немым укором посмотрел на меня Кауфман, а дочери он погрозил пальцем, словно невоспитанному ребенку. – Ведите себя пристойно! Сколько можно создавать конфронтации из-за пустяков?