Николай Собинин - Тест-драйв бессмертия

Девушка закончила возню с косой и встала на ноги.

— Так, шавки, все ко мне!

Дождавшись, когда полтора десятка выживших в стычке муров, как раз закончивших с погрузкой, обступили место действия тесным кольцом, она скомандовала:

— Ну что, веселье начинается. Одежду долой.

Глядя на то, как ренегаты поспешно раздеваются, Дикарь не мог отделаться от мысли о нереальности происходящего. Однако все говорило за то, что глаза его не подводят.

— Итак, куски мяса, слушайте внимательно! Я знаю, все вы хотите как следует оторваться после тяжелого дня. И я вам сейчас предоставлю эту прекрасную возможность. Готовимся, мальчики, вас ждут великие дела!

Она звонко щелкнула пальцами и тут, словно приняв убойную дозу афродизиака, абсолютно все оголившиеся муры испытали приступ неконтролируемой эрекции. Пройдясь взглядом по их причиндалам, девушка выбрала одного — щуплого и сутулого, но зато с «хозяйством» весьма выдающегося размера. Подопытная собачка нимфы выглядела так, словно вся жизненная энергия этого мура ушла в его член, почти ничего не оставив для остального тела.

Девушка подманила его поближе и приблизилась к смотревшему на нее с непередаваемым первобытным ужасом Барсуку. До него, похоже, лишь сейчас дошла вся глубина той задницы, в которой он очутился по своей вине.

— Нет, ты только полюбуйся на него! Даром что сам с виду заморыш заморышем, а елдак как у коня, честное слово! Далеко мог бы пойти, при других обстоятельствах, жаль не судьба. О не дергайся, тебе так или иначе вскоре предстоит близкое знакомство с каждым из этих замечательных парней. Просто я хочу, чтобы самый первый раз — если он у тебя первый, разумеется, — был для тебя особенным, в каком-то смысле даже незабываемым, понимаешь? Чтобы ты прочувствовал каждый, сука, сантиметр этого волшебного члена внутри себя. И каждый раз, когда к твоей заднице будет пристраиваться очередной желающий тебя как следует отодрать, я хочу, чтобы ты вспоминал, чем ты это заслужил, понял?!

На Барсука было жалко смотреть. Глаза его практически вылезли из орбит, по лицу градом катился пот. Он кривил свежий шрам на месте отсутствующего рта, в попытках что-то сказать. Но говорить он больше не мог.

— Впрочем, не все так уж для тебя печально. Чтобы ты знал, моя способность действует около двух суток. Если твоя задница протянет столько времени и не сотрется до той поры под ноль, у тебя будет шанс выжить. Я бы даже предпочла, чтобы ты выжил и пришел ко мне со своей никчемной местью снова. И не отказалась бы учудить подобную развлекуху с тобой еще разок. Знаешь, это будет словно повтор нашего прощального танго — только ты, я и полтора десятка вон тех горячих, любвеобильных парней, что терпеливо ждут своей очереди. Ладно, буду закругляться, ведь у тебя впереди чертовски насыщенная ночь, не стоит оттягивать ее начало! Отрывайся на всю катушку, увидимся в аду, кусок дерьма!

Девушка с оттяжкой шлепнула ладонью по бледной ягодице, поросшей редким волосом кривляющегося словно червяк на крючке Барсука, и вновь щелкнула пальцами. Тощий мур с огромным членом пристроился сзади к своему бывшему начальнику и принялся совершать характерные возвратно-поступательные движения, заставляя того мучительно мычать и судорожно дергаться всем своим телом.

Нимфа повернулась к ним спиной и обратилась к Дикарю. Тот, на пару с Лунем, не проронил за время этой леденящей кровь сцены ни слова. У разведчика, похоже, тоже не нашлось вразумительного комментария увиденному, и он ошеломленно молчал, как воды в рот набрал.

— Ну что, я со своими делами закончила, можем двигать теперь по твоим. Поехали?

Дикарь тряхнул головой, отводя взгляд от сцены садисткой экзекуции, и не своим голосом обратился к нимфе.

— Прихвати с собой одного ублюдка, какой покрепче. Может пригодиться.

Девушка без разговоров поманила пальцем одного из быков, дав команду ему одеться обратно, после чего не оглядываясь, направилась к БМП. Дикарь постарался последовать ее примеру и не смотреть назад.

— Осуждаешь?

Нимфа спросила едва слышно, почти одними губами, ведь ситуация не то чтобы располагала к громкой беседе. Дикарь с трудом подавил в себе желание изменить положение тела — укрывающая их теплоизолирующая пленка, похожая на фольгу, что служила единственной защитой от тепловизоров периодически снующих над рекой дронов, при любом движении шуршала как пересохшее сено.

— Скажем так, не одобряю твои методы. А почему спрашиваешь? Не думаю, что тебе так уж важно мое мнение.

Девушка потерла пальцем бровь и сделала небольшую паузу, прежде чем ответить.

— В обычной ситуации так бы оно и было. Но ты забыл, что я не только нимфа, но и знахарка. И после того, как я немного пощупала твое «нутро» в день, когда ты попал на Склады, мне открылось много интересного. Хочу я того или нет, твоя судьба тесно переплелась с судьбой Бурана и моей собственной. Было бы крайне глупо и недальновидно игнорировать этот факт. А по поводу твоего неодобрения: знаешь, — Аврора скосила глаза и задумчиво посмотрела на его лицо, белевшее в темноте под их импровизированным защитным пологом, — чем дольше ты живешь в Улье, тем более далеким становишься от понятия «нормальности» по тем, еще земным, меркам. В какой-то момент тебе становится просто наплевать — хорошо или плохо ты поступаешь с точки зрения морали. Ты делаешь то, что считаешь правильным. Это не очень хорошо, потому что многим, особенно таким как я — овладевшим даром нимфы женщинам, — конкретно срывает «кукушку» от вседозволенности. Потому то, собственно, нимф так и не любят. Я и попалась в эту ловушку, благо мозги быстро на место встали. Но, с другой стороны, тебя покидает все притворное лицемерие, которым была переполнена наша прошлая жизнь, тебе так не кажется? Ты становишься по-настоящему искренним в своих решениях и поступках — хорошо это или плохо.

— Сложно с тобой спорить.

Нимфа глубоко и прерывисто вздохнула. Ее глаза сверкали в темноте нездоровым блеском, Дикарь вообще не был уверен, что она слышала, что он сказал.

— Я уже очень давно не смотрюсь в зеркала. Потому что каждый раз после этого на меня накатывает ощущение того, что от той девчонки, что четыре года назад на свою беду угодила в кисляк, уже не осталось ровным счетом ничего. У меня даже черты лица поменялись. Я другой человек.

И снова рейдер был вынужден с ней согласиться. С каждым днем от Егора Журавлева внутри него оставалось все меньше и меньше. Аврора между тем продолжила свой монолог.

— Да и что вообще есть норма? Для Хвоста нормой стало уничтожение нескольких миллиардов людей во имя своего крестового похода против внешников. Для внешников и муров — резать ни в чем не повинных людей на запчасти ради долголетия и здоровья своих толстосумов на той стороне. Для Барсука — скормить пустышам живьем самых близких мне людей. А для Тритона — возбуждаться от вида крови беззащитной жертвы. У больного ублюдка вставал только тогда, когда он резал меня ножом и бритвой, словно он — гребаный резчик по дереву, а я безмолвная заготовка. На третий месяц плена я сбилась со счета, сколько раз он отрезал от меня части: мочки ушей, ногти, ноздри, соски, просто приглянувшиеся ему кусочки моего тела. Я перестала считать шрамы на своем теле: старые исчезали, вместо них появлялись новые — Улей милосерден, в отличие от этого ублюдка. И самое ужасное, что ты даже закричать не можешь, несмотря на то, что внутри разрываешься от боли. Потому что этот урод заставляет тебя улыбаться и просить еще. И отказать ты просто-напросто не можешь.