Хайнц Фенкл - Этюд в красном и черном

— Государь, если вы настаиваете на проведении военной компании по вашему плану, позвольте мне хотя бы как-то уменьшить риск, — говорит Таназаки. — Разрешите мне устранить князя Амимаю. Это подорвет боевой дух их армии и даст нам таким образом тактическое преимущество.

— Вы имеете ввиду убийство.

Таназаки склоняется в церемонном поклоне.

— Вон там, — показывает Ояма на противоположный берег реки, — в том шатре находится Амимая со своими генералами. Уверен, что они сейчас говорят о нас. Если потребуется, генерал, сделайте это, но действуйте при этом со всей осмотрительностью.

Таназаки вновь кланяется.

— Время, — произносит Игрок в Черном, переворачивая висящие в воздухе песочные часы. — Время для того, чтобы наступила ночь, друг мой. Похоже, я смогу увидеть ваших копейщиков только утром.

— Я вижу, вам не терпится, чтобы поскорее стемнело, — замечает Игрок в Красном. — Вы все время поглядываете на камень убийства.

Улыбку Игрока в Черном не разглядеть под низко надвинутым капюшоном:

— Да, вы правы. Надеюсь, вам повезет сегодня в игре.

— Сегодня ночью, вы хотите сказать.

Игрок в Красном делает ход конем, обозначающим его копейщиков. Под его рукой на доске загораются костры на двух холмах, все остальное поглощает тьма.

В песочных часах медленно пересыпается черный песок.

При свете луны копейщики Амимаи бредут через луг, устало волоча за собой свои копья. Многие из них буквально спят на ходу. Весь день они провели в марш-броске, стараясь достичь брода раньше основных сил Оямы. «Вот бы нам по четыре ноги, да хвост в придачу», — громко ворчит кто-то из копейщиков. «Эй, приятель, — раздается в ответ, — тогда б мы могли сразу и скакать, и ехать». — «Это еще как?» — «Да ноги бы скакали, а хвост ехал, дурачина!». Раздается недружный смех, и вновь наступает молчание. С тех пор, как стемнело, они едят только холодную пищу, так как князь Амимая запретил разводить костры.

Князь Амимая сидит у входа в свой шатер и плавными взмахами кисти записывает на рисовой бумаге стихотворение. «Ах», — тихо вздыхает он, отрывая взгляд от свитка.

Ночь очень светлая, и все же что-то черное, какое-то легкое облачко — быть может, дым, — заволакивает луну. Амимая встает. Облако растет, превращается в непроницаемую мглу, точно тень от гигантского плаща.

— Генерал Отаке!

— Что угодно, государь? — генерал откидывает полог шатра и выходит наружу, до половины обнажив свой меч.

— Взгляните на луну, Отаке, — Амимая показывает на небо.

Луна светит ярким сине-зеленым серебристым светом, ничто не заслоняет ее, черная тень исчезла без следа.

— В чем дело, государь?

По телу Амимаи пробегает дрожь.

— Вы нездоровы?

Молчание. Наконец Амимая произносит:

— Сегодня ночью луна особенно красива, не правда ли?

Отаке облегченно улыбается: «Да, государь, бесспорно. Я вижу, вы сочиняете стихи».

— Я готовлюсь к битве. Завтра утром прочту их нашим солдатам, — улыбается в свою очередь Амимая. — Ничего не произошло. Можете отправляться спать.

— Государь считает мой план верным?

— Абсолютно. Спокойной ночи, Отаке.

— Спокойной ночи, государь.

— Видимо, я выпил слишком много рисового вина, — бормочет себе под нос Амимая. — Вот мне и мерещится невесть что. — И на какое-то время он погружается в размышления, а затем наносит на бумагу последние мазки кистью.

Не спуская глаз со своего господина, Таназаки выбирает подходящий момент, чтобы заговорить. Наконец он сообщает:

— Князь Ояма, я выслал воинов-убийц. К утру мы должны получить известие.

Ояма неспешно кивает головой.

— Я слышал, что Амимая накануне сражения часто сочиняет стихи. Я хотел бы услышать, что он сочинит на этот раз.

Ояма делает глоток рисового вина.

— Да, я слышал, что он талантливый поэт. Говорят даже, что некоторые сражения он выигрывал именно благодаря своим стихам. Если он приготовил что-нибудь и на завтра…

— Я дам указания нашим шпионам, государь. Поступили сообщения о том, что конница Амимаи движется, чтобы отрезать наши войска на западном берегу. Я сам немедленно отправляюсь к броду. — Таназаки кланяется и надевает свой шлем. — А за стихами я отправлю нашего лучшего разведчика.

— Счастливого пути, Таназаки. Значит, увидимся утром. Да будет ночь к тебе благосклонна.

— Я сделаю все, что в моих силах, государь.

Когда Таназаки покидает шатер, Ояма, начищая свой короткий меч, замечает на нем какое-то красное пятнышко, которого раньше не было. Ржавчиной это быть не может, но это и не кровь. Он старается соскоблить пятно, но оно не поддается. «Странно», — думает он. И перед тем, как снова вложить меч в ножны, он слегка натирает его маслом и произносит заклинание, чтобы отогнать нечистую силу. «Странно…» Ему интересно, не появилось ли такое же пятно и на его боевом мече, но его он обнажает только на поле битвы.

Теперь верхний сосуд в песочных часах наполовину пуст. Костры на доске догорают. Однако слышатся приглушенные шорохи и звон подков о булыжник…

— Настало время испробовать в деле воинов-убийц, — произносит Игрок в Черном.

Игрок в Красном разжимает кулак, готовясь кинуть кость.

— Но сначала…

Игрок в Черном делает ход камнем, и на доске ярким пламенем вспыхивает мост. Он улыбается своей зловещей улыбкой-тенью.

Игрок в Красном сжимает в руке свою игральную кость.

— Сюрприз, — говорит Игрок в Черном. И вновь в темноте слышатся возгласы.

Гонец, задыхаясь, пытается что-то сказать, но никак не может перевести дыхание.

— Я знаю, — произносит князь Амимая. — Здесь все было видно. — И он поворачивается к Отаке, чтобы тот подтвердил его слова.

Отаке зевает.

— Блестящий ход, государь. Идея, достойная Таназаки. Что ж, он избавил свою пехоту от моста. Значит, решающее сражение состоится у брода.

— Дурное предзнаменование, — шепчет Амимая.

— Прошу прощения, государь?

— Я уверен, что с наступлением темноты войска Оямы выступили на марш. Его главные силы подойдут к броду раньше наших. Хотя мы и вывели вовремя наших копейщиков, слишком много наших солдат осталось у моста. Мы можем проиграть это сражение.

Гонец будит князя Ояму с сообщением о том, что подожжен мост. Он передает ему письменный доклад Таназаки.

— Э-э, — трет спросонок глаза Ояма. — Принесите вина. Ох уж этот черт Таназаки.

Он пишет короткую записку с выражением своего удовольствия по поводу действий генерала и скрепляет письмо своей печатью.

— Доставить это главнокомандующему Таназаки. Он должен получить пакет до рассвета.

Освещаемый далеким заревом над спаленным мостом, из зарослей травы выползает убийца. Он быстро и бесшумно подкрадывается к шатру Амимаи. Его меч, вынутый из ножен, замаскирован черной краской. Стоящий на часах у шатра Амимаи телохранитель внезапно оборачивается, и ужас отражается в его глазах. Глубоко вздохнув, он начинает обнажать меч, но убийца подскакивает к нему одним прыжком и мечом рассекает ему грудь. Придерживая падающее тело, убийца бесшумно опускает его на землю. Затем он замирает, прислушиваясь, не заметил ли кто шума. Через мгновение он вытаскивает свой меч из груди убитого и, крадясь, направляется ко второму телохранителю, спящему с противоположной стороны шатра.