Хайнц Фенкл - Этюд в красном и черном

Кашлянув, Амимая дочитывает последнюю строфу:

Казалось, стрела арбалета выросла из груди Амимаи. На миг он, казалось, застыл как бы от удивления, и в следующее мгновение он валится грудью вперед, подминая под собой свои стихи.

— Государь! — с этим криком генерал Отаке выскакивает из своего седла и бросается к князю, подхватывая его тело, еще держащееся в седле. Остальные бросаются ему на помощь.

— Он на дереве! — раздается чей-то крик.

Дюжина лучников выпускает стрелы в верхушку сосны, и через мгновение на землю тяжело падает вымазанное речным илом тело убийцы.

— «Солдаты, — декламирует шпион, — ночь прошла, и рассвело давно, но берегитесь…»

— Ну, а дальше? — нетерпеливо спрашивает Ояма.

— Это все, государь. На этом месте князь Амимая был убит нашим воином.

Ояма сжимает в руке поводья.

— Жаль.

Через минуту он печально продолжает:

— Мне бы хотелось дослушать до конца стихи Амимаи, однако судьба распорядилась иначе. Созовите всех генералов на совет. Пусть немедленно явятся ко мне.

— Слушаюсь, государь.

Когда гонец уходит, князь Ояма смотрит на небо, прищурившись, как будто пытается разглядеть там улетающую душу. «Приношу Вам свои извинения, князь Амимая, — шепчет он. — Я поступил с Вами нечестно, и ничем не смогу загладить свою вину». Из его глаз скатывается слеза, когда он спешивается и просит принести кисть и бумагу.

Из шатра выходит генерал Отаке и обращается к другим генералам. Он начинает свою речь, но неожиданно останавливается и прячет лицо. Генералам известно, что князь Амимая убит. Кое-кто из них беззвучно плачет, некоторые воют, как волки, устремив взгляд в небо.

После долгого молчания, собравшись с силами, Отаке повторяет указания, которые дал ему перед смертью Амимая. «Слушайте, — обращается он к генералам, — половина наших войск еще не пришла сюда от моста. Дух нашей армии подорван. Если бы Ояма пошел в атаку сейчас, у нас не было бы никакой надежды на спасение. Нам следует отправить к Ояме гонца с просьбой предоставить нам день траура. Он, конечно, понимает, что этот день даст нам собраться с силами, однако долг чести не позволит ему дать отказ. Мы пошлем ему текст стихотворения, которое Амимая написал накануне, а нашим солдатам мы дочитаем его уже после сражения. Вот и все. А теперь идите и готовьтесь к бою».

Отаке возвращается в свой шатер, а генералы разъезжаются по своим отрядам навстречу плачущим от горя солдатам.

— Прискорбный поворот событий, — произносит Игрок в Черном. — Похоже на то, что в конце концов моим воинам-убийцам удалось достичь своей цели.

— Да, удалось, — соглашается Игрок в Красном. — Теперь мое положение не из завидных.

— В таком случае я предлагаю Вам сдаться. Вам не на что надеяться: ваш вождь убит, дух армии подорван, да и численное превосходство на моей стороне.

— Нет, я не сдаюсь.

— Вы, значит, будете наблюдать за резней? — рассмеявшись, произносит Игрок в Черном.

— Да, если потребуется.

— Отлично. — Игрок в Черном берется за камень. — Однако, прошу вас, прежде чем игра будет окончена, скажите мне, чем заканчивалось стихотворение?

Игрок в Красном откидывается в кресле и прячет кисти рук в складках одежды. «Боюсь, этого никогда не узнать ни мне, ни вам. По правилам нашей игры мы ничего не знаем, пока не увидим этого на доске. Мы можем управлять лишь общей тенденцией и волей случая. Прискорбный поворот событий».

Игрок в Черном ставит камень на прежнее место. «Мне так понравились эти стихи».

— Мне тоже.

— Неужели вы не могли сделать так, чтобы их прочитали до битвы?

— Вы не хуже меня знаете, что это невозможно.

— Тогда, быть может…

— Быть может, — улыбается Игрок в Красном.

Игрок в Черном склоняется над доской и внимательно изучает ее.

— В конце концов, — протягивает он, — мы с вами можем играть столько игр, сколько нам захочется, а стихи нам приходится слышать так редко.

Таназаки возбужденно расхаживает туда и обратно по шатру.

— Государь, — говорит он, — Амимая мертв, а половина его армии еще за много миль отсюда. Нет никакого сомнения, что в предстоящем сражении мы наголову разобьем противника. Так почему же вы не даете приказа о наступлении?

Ояма отрывает глаза от лежащего у него на коленях свитка рисовой бумаги.

— Никакого наступления, — произносит он. — Никакой битвы не будет до тех пор, пока не будет похоронен князь Амимая. Я обещал им дать день на траурную церемонию.

Таназаки резко останавливается.

— Но, государь, ведь это даст им возможность…

— Успокойтесь!

— Но ведь это даст им преимущество перед нами. Если с тылу у нас будет брод, нас просто перебьют!

— Присядьте, Таназаки. Все это теперь не имеет никакого значения. Я никогда не беру своих слов обратно. В жизни есть более важные вещи, чем… — Ояма поднимается с кресла и держа перед собой свиток. — Позвольте прочесть вам то, что так грубо прервал наш убийца. Быть может, вы что-то поймете.

В глубоком молчании Таназаки и все собравшиеся в шатре князя генералы слушают, как Ояма читает:

— Прошлой ночью, — после некоторого молчания произносит Ояма, — на своем мече я обнаружил красное пятно. — Он обводит глазами своих генералов, пристально заглядывая каждому из них в глаза. — Верховный генерал Таназаки утверждает, что нас завтра разобьют, так как наш тыл со стороны брода ничем не прикрыт. И все же я дал противнику отсрочку.

Один из генералов с трудом поднимается с кресла и, отвесив поклон, говорит:

— Если то, что говорит генерал Таназаки — правда, мы с честью примем смерть. Но мы…

— Мы все будем знать, что нам делать, когда увидим вот это, — буквально шипит Ояма, отстегивая от пояса ножны. — Честь это не только кровопролитие. — И на глазах оторопевших генералов Ояма вынимает из ножен свой боевой меч и вонзает его в землю.