Александр Зайцев - Чёрный центурион

– А когда возчики приедут? – смотря на меня, в пятый раз за три минуты спросил Салий.

– Валарий, – повернулся к его брату и переадресовал вопрос ему, – когда приедут возчики?

– Через час, – гордый тем, что я спросил у него, ответил мальчишка. Ответ ему дался легко, ведь буквально минуту назад я именно ему и отвечал на этот вопрос.

Раз восемь таким образом переадресовав вопросы, все же добился того, что дети прекратили меня третировать. Как я с ними справлюсь? Не ведаю. Хорошо, что есть Ларса, без нее я бы уже точно выл на луну. Ну нет у меня опыта, а столько детей на меня свалилось сейчас, что иногда совершенно не понимаю, что делать, и вообще «а правильно ли то, что я делаю или собираюсь сделать?» Впервые за многие годы я серьезно попробовал ответить на один вопрос: «А был бы я хорошим отцом своим детям, если бы у меня получилось получить над ними право опеки?»

Этот вопрос самому себе настолько выбил меня из колеи, что я ненадолго выпал из реальности. Точнее, завис как ЭВМ, которой предложили решить парадокс. И чем больше думал, тем больше внутренне цепенел. Ответ был очевиден. Как я его не видел все эти годы? Почему, когда этот вопрос ранее появлялся в моей голове, то отвечал на него, не думая: «конечно, я буду отличным отцом!»

Не думая…

А стоило задуматься и…

Да, несмотря на прошедшие годы, я так и не простил Жанну, не смог и, наверное, уже и не смогу. Но причем тут дети? Какой толк будет, если моя апелляция будет удовлетворена, и я заявлюсь к ним и скажу: «Здравствуйте, я ваш настоящий папа!» Прав брат, я гребаный эгоист, думающий только о себе, о своих желаниях. Саша и Маша, они сейчас живут хорошо, называют папой того, кто их любит, я проверял это несколько раз, нанимая частные сыскные агентства. Что принесет моим детям мое желание быть их отцом? Если ответить честно, то ничего хорошего. Правду? А нужна эта правда детям? Что для меня важнее, то, что они узнают, что я их настоящий отец или то, чтобы они жили счастливо? Сколько раз мне пытался донести брат эту мысль? Не менее десятка, это точно. Я его слушал? Нет! Только озлоблялся на него.

Что мне важнее: удовлетворение потребностей моего «я», чтобы я мог сказать «мои дети!», или нормальная жизнь детей? Судя по всему, все восемь лет для меня было важнее первое, именно мое «я». Хотя даже самому себе я говорил о другом, что мне важнее жизнь детей, чтобы они были со своим родным папой. Обманывал сам себя, ну как бы я их воспитал? Как?! Уделял бы я им должное внимание, смог бы быть им настоящим отцом? Уверен, не случись измена Жанны, так бы и было. Но сейчас, когда прошло столько лет? Я же их не знаю, ни Сашу, ни Машу, они уже выросли, они не те полуторагодовалые карапузы, которых я помню. Да, я их люблю, несмотря на расстояние и годы, но… Если я их люблю, по-настоящему люблю их, а не проекцию себя в них, то не будет ли правильнее их не беспокоить? Не врываться в их жизнь, разнося их семью на части: «я ваш папа, а тот, кого вы знали много лет, кого вы считали своим отцом, он вам отчим». Если смотреть правде в глаза, ничего хорошего моим детям это не принесет, только душевные травмы в самом лучшем исходе. А ведь последствия такого моего поступка могут быть намного хуже, намного…

Не поэтому ли ВИ арбитража и не удовлетворял мои апелляции? Может, он и правда думал о детях в первую очередь? Скорее всего, так и есть, так и есть, и только я, слепец, не видел до сего дня очевидного. Не видел, но теперь вижу.

Как говорят в этом мире, «к демонам!» все эти суды. Я не перестану любить своих детей, но портить своей любовью их жизнь – не собираюсь! А это значит, это значит, что в этом игровом мире мне делать нечего. Теперь, когда я смог посмотреть горькой правде в глаза, мне не надо играть перед ВИ этого мира, незачем мне теперь это делать. А значит, история отставного легионера империи Валактар Стефана Грога пришла к своему завершению.

Меню.

Выход.

Вы находитесь в режиме полного погружения. Вы действительно хотите прервать ваш игровой процесс? Предупреждаем, это необратимое действие, и в случае экстренного выхода вы уже не сможете играть этим персонажем.

Да/Нет.

Прежде чем я успеваю активировать «Да», сидящая рядом Дилама дернула меня за рукав:

– Папа! Папа! Возчики приехали!

Я смотрю в ее кристально чистые глаза и тону в них. Тону настолько, что вижу себя со стороны в этот момент. Вижу без каких-либо прикрас. Вижу ту сволочь, в которую давно превратился. Вижу того циника, которому нет дела ни до кого, кроме себя самого. Я и правда все эти годы добивался того, чтобы мои дети жили с таким человеком?!

Решение принято, я не буду требовать признания своего отцовства. Не буду. Но своих детей мне сейчас хочется увидеть как никогда. Просто сидеть, вот как сейчас, и пить чай, чтобы Маша, как Дилама, забралась мне на колени и взъерошила волосы. Чтобы Сашка донимал меня вопросами, как Салий. Я хочу этого всем сердцем. А так ли важно, кем они будут меня считать, отцом, или дядей, или вообще старым маминым другом?

Это ко всем чертям неважно!

Но я не хочу добиться этого притворством, выдавая себя за того, кем не являюсь. Я хочу, чтобы мои дети полюбили меня такого, какой я есть. Но тот, кем я являюсь сейчас, от такого меня тошнит самого. Когда-нибудь, сейчас я это понял, я смогу жениться вновь, и у меня будут и другие дети. Я не забуду ни Сашу, ни Машу, но хочу быть нормальным отцом, не хорошим, не замечательным, а просто нормальным. А значит…

Нет.

Отмена выхода.

– Дети, – обнимая Диламу, смотрю сразу на всех. – Вы научите меня быть папой?

Да, книга завершена. История рассказана. Если вам показалось, что она прервана на самом интересном, то, возможно, вы и правы. Но эта история не об игре, не о прокачке, не о приключениях, эта книга о человеке, об осознании, что важно, а что поверхностно. О принятии себя, о взрослении. О том взрослении, которое не измеряется в прожитых годах. О пути, который привел героя текста к этому взрослению. Безусловно, данному персонажу еще есть куда расти, но то уже была бы совсем иная история, которая, возможно, еще будет рассказана. Возможно…

Спасибо, что были с героем все это время, моя вам авторская благодарность.

Тест Тьюринга – эмпирический тест, идея которого была предложена Аланом Тьюрингом в статье «Вычислительные машины и разум», опубликованной в 1950 году в философском журнале «Mind». Тьюринг задался целью определить, может ли машина мыслить.

Стандартная интерпретация этого теста звучит следующим образом: «Человек взаимодействует с одним компьютером и одним человеком. На основании ответов на вопросы он должен определить, с кем он разговаривает: с человеком или компьютерной программой. Задача компьютерной программы – ввести человека в заблуждение, заставив сделать неверный выбор».